Илья Деревянко - Черная топь

– Суки! – яростно сплюнул я и, с грехом пополам подавив вспышку гнева, поинтересовался: – Дорогу покажешь?!

– Конечно! Конечно! – поспешил заверить Чумаков-младший. На физиономии его отразилось явное облегчение. Обрадовался, что поживет еще.

«Мразь трусливая, – презрительно подумал я. – А может, выкрутиться надеется?! Гм! Напрасно, голубок! Не мечтай даже!»

– И я, и я дорогу покажу! – попробовал напроситься с услугами Чумаков-старший.

– Нет! Одного провожатого вполне достаточно! – брезгливо поморщился я, левой рукой схватил Алексея за волосы на затылке, рывком запрокинул назад его голову, а правой безжалостно перерезал колдуну горло...

Дом дяди Виталия, подобно Дарьиному, примостился на окраине деревни (правда, с противоположного конца) и представлял собой ничем не примечательное на первый взгляд двухэтажное строение из красного кирпича, обнесенное проволочным забором. К крыльцу вела вымощенная камнем дорожка. Во дворе было пустынно, ворота не заперты, окна не светились.

– Где все?! – злым шепотом спросил я у Юрия. —Почему свет не горит?! Или ты соврал, падло?!

– Не соврал!!! Не соврал!!! – зачастил обуянный потным страхом чертопоклонник. – Они в подвале!!! Вход в прихожей!! Сразу налево!!! Вниз по лестнице!!! Идемте покажу!!!

– Не стоит. Оставайся здесь. Сам доберусь, – холодно возразил я и с размаху пригвоздил Чумакова-младшего к ближайшему тополю шпагой его покойного братца. Удар пришелся точно в сердце. Содрогнувшись в предсмертной судороге, сатанист испустил дух. Тихонько отворив ворота, я двинулся к дому. Из оружия у меня имелись при себе: «стечкин» с четырьмя патронами, трофейный «макаров» с почти полной обоймой да десантный нож. Брать что-либо более громоздкое я, как и в предыдущий раз, посчитал нецелесообразным.

Про шпагу же, которой пришпилил колдуна, словно бабочку в коллекции энтомолога [21], я, если честно, попросту забыл. Вторая подряд ночь без сна отражалась на работе мозга далеко не лучшим образом. По вышеуказанной причине я, кстати, совсем не обеспокоился той легкостью, с которой сумел проникнуть в дом, не запертый, как и ворота. А не мешало бы!!! Впрочем, об этом чуть позже... Ведущая в подвал лестница находилась там, где говорил Чумаков-младший. Осторожно спустившись по добротным деревянным ступеням, я попал в просторное темное помещение с бетонным полом. Прямо напротив лестницы виднелась приоткрытая дверь. Оттуда падала полоска зыбкого света, а кроме того...

– Отрекись, отрекись от Распятого!!! – наперебой требовали два голоса, весьма условно похожие на человеческие и больше всего напоминающие вой взбесившихся гиен.

– Нет! – очень тихо, но непреклонно отвечал знакомый голос Мамонтова.

– Отреки-и-и-и-ись!!!

– Никогда!!!

Выхватив оба пистолета, я пинком распахнул дверь. Взору моему представилась ужасная картина. В освещенном множеством свечей подземелье висел на дыбе голый Сергей. Тело экс-капитана было зверски истерзано и залито кровью – результат стараний двух язычников-палачей диаметрально противоположной наружности. Один – низенький, плечистый, горбатый с железными клещами в руках. (В настоящий момент уродец засунул их в стоящую рядом жаровню с раскаленными углями.) Второй – длинный, тощий, сутулый – нетерпеливо помахивал толстой плетью, искусно свитой из разноцветной проволоки. Третий сатанист – грузный седобородый старик в черной одежде – сидел на колченогом табурете в дальнем конце пыточной и молча наблюдал за мерзопакостной «процедурой». Суть происходящего была понятна с первого взгляда. Чертопоклонники старались заставить Сергея отречься от Христа, а тот, невзирая на страшные истязания, упорно отказывался, чем довел своих мучителей до совершенного неистовства. Охваченные лютой злобой, они даже не замечали, что Мамонтов умирает. Между тем о неумолимом приближении Костлявой красноречиво свидетельствовала кровавая пена [22], выступившая на губах бывшего собровца.

«Вот и искупил ты, Серега, все грехи! [23] Царствие тебе Небесное!!! – грустно подумал я, вскидывая «макаров». Выстрелы прозвучали неестественно громко, буквально оглушительно. Первая пуля разнесла на куски башку тощего. Вторая, угодив карлику в горб, швырнула язычника на жаровню, мордой в раскаленные угли. Я повернулся к седобородому, продолжавшему неподвижно сидеть на табуретке (как выяснилось позднее, он оказался дядей Виталием собственной персоной), однако прикончить главаря нехристей не успел. Кто-то, незаметно подкравшийся, умело захлестнул мне шею колючим волосяным арканом, с силой рванул назад. В последний момент, уже проваливаясь в пучину беспамятства, я все-таки нажал ватным пальцем спусковой крючок, но пуля ушла в потолок. Последнее, что я слышал – торжествующий хохот седобородого сатаниста...