Илья Деревянко - Смертник

– Сковали? – встревоженно спросил на другом конце провода голос Седюка.

– У-гу-у, – пробубнил я.

– Не мычи, дегенерат! – сорвался на крик Михаил Борисович. – Отвечай членораздельно! Ну?!

– Сковали, шеф, разумеется, сковали! – поняв, что косить под Валеру бессмысленно, ухмыльнулся я. – Клиент упакован и перевязан розовой ленточкой.

– Ах, это ты, – задумчиво протянул профессор. – Уже освободился?! Так я и знал! Надо было...

– Где ты есть, сволочь? – перебил я. – Все равно ведь найду. Сдавайся по-хорошему. Тогда умрешь безболезненно!

– Ты за девочкой пришел? – полувопросительно-полуутвердительно сказал Седюк.

– Да, сучье вымя, угадал! Именно за ней!

– Поднимешься на лифте на третий этаж. Комната шестьдесят шесть. – Трубка запищала короткими гудками. Швырнув ее на рычаг, я вышел из комнаты и очутился в том самом подвальном коридоре, в который проник недавно с черного хода. Не собираясь пользоваться столь любезно предложенным Седюком лифтом, я перво-наперво проверил ведущую на улицу железную дверь, однако она оказалась заперта. Ничего похожего на лестницу также не наблюдалось. Только двери лифта в дальнем конце коридора. Я изощренно выругался. Загнали в мышеловку, падлы! У выхода из лифта как пить дать подготовлена «торжественная» встреча и на третьем этаже, и на втором, и на первом. Глупо недооценивать противников, хотя с охраной они, несомненно, лопухнулись. Нужно было сковать меня сразу, а не надеяться на свой дурацкий «препарат». Чертову профессору не мешало бы знать, что на наркотики и на снотворное люди реагируют по-разному. Мне, например, чтобы уснуть, нужна огромная порция таблеток, смертельная для кого-нибудь другого. И наркоз действует слабо. В 1995 году после последнего ранения врачам перед операцией пришлось вколоть в меня аж тройную дозу. Такой организм, вернее, склад нервной системы... Впрочем, ближе к делу. Если враги облажались один раз, вовсе не обязательно, что облажаются в другой. Как же поступить? Отправляться к ним в лапы или «ждать у моря погоды»? На минуту я замер в раздумье, затем принял решение. Околачиваться в запертом подвале смысла нет. Наружу по-любому не выберешься. Лучше рискнуть. Что я, собственно, теряю в случае неудачи? Жизнь?! Ха, невелика ценность для потенциального самоубийцы! Угрюмо усмехнувшись, я проверил наличие патронов в конфискованных у Гены с Валерой «макаровых-особых», взял в каждую руку по стволу. Изготовившись к стрельбе по-македонски [17], я нажал кнопку вызова лифта. Дальнейшие события растянулись в моем сознании, как кадры в замедленной съемке. Старой черепахой кабина ползет вверх. Спустя вечность замирает на третьем этаже. Медленно-медленно раздвигаются дверцы. В проеме возникают массивные пятнисто-камуфляжные фигуры, целящиеся из помповых ружей. Жму на курки обоих пистолетов. Охранники, превратившись в трупы, оседают на пол. Замедленная съемка кончилась. Я выпрыгнул наружу и огляделся. Длинный, широкий, пустой коридор с ковровым покрытием, освещенный матовыми плафонами под потолком. В конце – темное зарешеченное окно. Ух ты! Долго же я провалялся без сознания! Успела наступить ночь или поздний вечер. Комната номер шестьдесят шесть находилась неподалеку от лифта, на левой стороне. Потеряв осторожность, я толкнул дверь ногой, шагнул вовнутрь, и в тот же момент умело наброшенная, подобно лассо, веревочная петля захлестнула горло. Я забился в безуспешных попытках освободиться, выронил оружие и отрубился...

– Задал ты нам работенку, потомок барона Унгерна, – произнес знакомый голос. С трудом разлепив свинцовые веки, я понял, что сижу на стуле, крепко прикрученный к спинке длинной веревкой. Седюк устроился напротив в низком кожаном кресле. Он со смаком затягивался гаванской сигарой, стряхивая пепел в большую пепельницу желтоватого цвета, выполненную в форме человеческого черепа столь натуралистично, что становилось не по себе.

– Настоящий! – перехватив мой взгляд, самодовольно похвастался Седюк.

В ответ я брезгливо сплюнул на пол.

– Ну, ну, не горячись, мальчик! – покачал головой Михаил Борисович. – Ты среди своих и скоро, поверь, тебе у нас понравится!

– Где дочка Колесова? – с ненавистью рявкнул я. – Чего зявалом хлопаешь, засранец! Отвечай!

Профессор зашелся в приступе безудержного хохота, похрюкивая, икая и хватаясь за бока.

– Ай да волчонок! – восхищенно вскрикивал он. – Связанный, в двух шагах от смерти, а продолжает рычать! Не сдается! Ей-ей, парнишка мне нравится!