Илья Деревянко - Запах крови

– Му-у-у! – продолжал завывать любовник покойного Муслима. – Му-у-у-у!!! – Тело господина Синявского судорожно дергалось, словно у вытащенной из воды рыбы. Маленькие бесцветные глазки пучились в диком ужасе. Кроме того, заведующий терапевтическим отделением подобно Сулейману обосрался и резко вонял экскрементами.

– А вдруг он добровольно сознается? – задумчиво предположил я.

– Вряд ли! – усомнился Рептилия. – Шибко рожа наглая!

– И тем не менее давай попробуем.

– Пробуй! – неохотно буркнул пахан. – Посмотрим, что у тебя получится!

– Выкладывай, падла, как сдал Степана! – вытащив изо рта Синявского кляп, страшным голосом приказал я. – Да не вздумай юлить! Иначе...

Тут в комнату возвратился Гена с вязанкой факелов на плече. Педераст взвизгнул резаным поросенком. Запах говна заметно усилился.

– Приступим? – невозмутимо обратился к шефу Крюков, доставая из кармана зажигалку.

– Постой, – движением руки остановил «быка» Витька. – Алексей решил проявить гуманизм, предоставил пидору возможность сделать «чистосердечное признание». Обождем минутку. А поджарить гада еще успеем!.. Когда расчеты Алексея не оправдаются!

– Скажу! Все скажу! Только не мучьте! Умоляю! – подползая ко мне на коленях, косноязычно залопотал Синявский.

– Вопрос тебе, сука, уже задан! Отвечай по-быстрому! – злобно прорычал я. – Кстати, предупреждаю заранее: твой хахаль Муслим раскололся до жопы. Нам просто хочется сравнить ваши показания, и если они не сойдутся – в ход пойдут обещанные факелы! Ну-с, я весь внимание!

Из пасти наводчика незамедлительно выплеснулся шепелявый поток откровений... С Муслимом Алиевым он познакомился два месяца назад в гей-клубе и с тех пор сожительствовал. В дела любовника не влезал. Однако вчера утром тот случайно выронил из барсетки мою фотографию.

– Твой новый друг? – взревновал Синявский.

– Нет, – фыркнул чеченец. – Это дичь, за поимку которой обещаны большие деньги. Десятки людей за ним по Москве охотятся, да без толку! Будто сквозь землю провалился!

– А сколько обещано? – поинтересовался Михаил Сергеевич.

– Триста тысяч баксов за мертвого, полмиллиона за живого.

– Е-мое! – схватился за голову Синявский. – Почему ты раньше не сказал?!

– А что? – насторожился Муслим.

– Вплоть до вчерашнего вечера он лежал у нас в клинике! В хирургии, в сервисной палате!

В отчаянии заскрежетав зубами, Алиев принялся рвать на голове волосы.

– Погоди! – поспешил успокоить любовника заведующий терапевтическим отделением. – Имеется след!

– Говори! – мгновенно прекратив истерику, потребовал чеченец.

– А ты поделишься со мной гонораром? – Михаил Сергеевич любил доллары не меньше, чем мужчин.

– Аллахом клянусь! – вскричал Муслим. – Нас в группе четверо... плюс ты... Разбросаем навар на пятерых! Говори!

– Его увез из больницы на собственной машине главврач Демьяненко! – поверив обещанию «поделиться», сообщил Алиеву Синявский. – Куда именно – можете узнать у него. Я покажу вам Демьяненко, дам домашний адрес... В остальном сами справитесь!..

Дальнейшие события развивались в точности, как рассказывал перед смертью Сулейман.

– Подобное может повториться? – внимательно выслушав Синявского, спросил я.

– А-а?.. – не врубился Михаил Сергеевич.

– Кто-нибудь из сотрудников клиники может снова подставить Степана? – терпеливо уточнил я.

– Конечно! – убежденно ответил педераст. – Если узнает о цене. Деньжищи-то агромадные!

– Больше вопросов нет. – Я незаметно подмигнул Витьке. В руках Рептилии появился тонкий шелковый шнурок. Бесшумно подойдя сзади, он пружинисто присел и ловко набросил удавку на худосочную шею наводчика. Пахан хорошо знал свое дело – Синявский мучился недолго.

– Покличь Пашу. Организуете бесследное исчезновение, – когда душонка педераста отлетела в ад, велел Крюкову Рептилия.

– Замуруйте в бочку с цементом да бросьте в сточную канаву, – посоветовал я.

– Классная идея! – восхитился Кретов. – Самые подходящие похороны для пидора! Учись, Гена! А нам, Леха, пора сваливать. Степан небось заждался!

За окном рассвело. Утро выдалось слякотное, промозглое. Солнца на небе видно не было. Его плотно закрывали тяжелые, свинцового оттенка тучи. В соседних дворах постепенно просыпалась жизнь: лениво покряхтывал упорно не желающий заводиться автомобильный мотор, противно гавкала выведенная на прогулку комнатная моська, какой-то отморозок врубил с утра пораньше тяжелый рок, гулкие раскаты которого, разносясь по окрестностям, вызывали у невольных слушателей переходящее в ярость раздражение... Степан, Витька и я сидели вокруг стола с нетронутым завтраком.