Виктор Точинов - Твари, в воде живущие (сборник)

Больше он ничего не успел подумать…

Резкий толчок.

Лукин не удержался и рухнув в глубокую лужу на дне лодки. Борт вновь изрядно черпнул воды, но это было еще не самое худшее. Намертво укрепленный трос, натянувшийся теперь почти в противоположном направлении, чуть не оторвал кормовой транец. Между транцем и надувным бортом образовалась медленно растущая щель.

Лукин, рыча, вновь поднялся на колени. По лицу текла смешанная с водой кровь — падая, вскользь зацепил виском угол аппарата. И тут трос провис снова.

На сей раз он не поддался на уловку твари. Вцепился изо всех сил рукой в уключину, другой нашаривал педаль, мимолетно порадовавшись, что попросил Володю сделать ее водонепроницаемой.

Тварь не подавала признаков жизни теперь гораздо дольше, он успел нащупать педаль и с трудом вытащил ее, зажатую между бортом, аппаратом и днищем. Успел даже снова встревожиться затянувшейся паузой, когда новый прыжок лодки показал, что противник никуда не делся и сил у него более чем достаточно.

Тактика резких рывков и смены направлений принесла твари успех.

Слабым местом оказался не трос и не добротный крюк, но сама лодка — транец полностью оторвался с одной стороны, корма раскрылась, как калитка на петлях, течь превратилась в мгновенно затопивший лодку поток.

Не страшно, запас плавучести бортовых баллонов оставался достаточным, но аппарат…

Володина установка, призванная поставить точку в затянувшейся игре, медленно ползла по наклонившемуся днищу к корме, каковой, собственно говоря, уже не осталось. Ее движение сместило центр тяжести и увеличило наклон, который, в свою очередь, ускорил движение.

Лукин, не теряя времени, стиснул педаль между мокрыми ладонями.

Аппарат не сработал.

Лукин зарычал раненым медведем, но тут же понял — между ногой и полом давление куда больше, чем между двумя руками. Понял — и давил педаль кулаками, изо всех сил, до хруста в суставах пальцев, не обращая внимания на все сильнее кренящуюся лодку и сползающий в озеро агрегат.

Педаль сработала со щелчком, показавшимся ему пистолетным выстрелом.

Установка Володи Дземешкевича была однозарядной, подобно старинному кремневому пистолету. Сейчас она выдала в одном коротком импульсе всю энергию, которой заряжалась почти три часа. Разность потенциалов накопилась кошмарная — один полюс находился на медной жиле, уходившей в воду с носа лодки. Другой — на железном крюке, глубоко в желудке твари.

Казалось, под водой одна за другой бесшумно взорвались несколько гранат. Поверхность всколыхнась серией подводных взрывов — это корчилась и металась в конвульсиях тварь. Огромное тело не могло понять, что оно уже мертво, что сердце остановилось навсегда — могучие мышцы продолжали проигранную битву за жизнь, не желая признавать поражения от невидимого врага.

Если учесть различие размеров, то Лукину досталось немногим меньше.

Когда он заказывал, а Володя собирал аппарат, они никак не рассчитывали, что в момент включения лодка с оторванной кормой будет полна воды, а одежда Лукина окажется насквозь мокрой. Конечно, большую часть электроразряда получила тварь, в него угодили самые крохи, но и их хватило.

Он не видел, как умирает тварь — короткая обжигающая судорога скорчила и швырнула на дно лодки. Казалось, буквально в каждую клетку тела воткнули маленькую зазубренную иголку — воткнули и стали медленно поворачивать, сматывая нервы и жилы в один большой и тугой клубок пульсирующей боли. Сердце пропустило удар, другой, третий — он попытался закричать, словно крик мог вновь запустить останавливающийся мотор — не сумел, гортань и легкие парализовало.

Перед глазами стояла сплошная тьма.

Вот и конец, успел отрешенно подумать он, но тут сердце неуверенно сократилось, еще раз, еще — и застучало лихорадочно, будто спеша оправдаться и отработать вынужденный сбой. Очень хотелось вдохнуть, но он уже немного воспринимал окружающее и понял — нельзя, захлебнется.

Попытался оттолкнуться рукой от днища лодки, поднять из воды голову — не получилось, из последних сил перевернулся на спину. Надутый воротник жилета поднял лицо над водой…

…Как славно оказалось лежать, со свистом втягивая воздух и смотреть в небо — тьма перед глазами уходила медленно и постепенно, начиная с середины — по краям небо с пробегающими облаками еще было затянуто черной пеленой…

Он не знал, когда наконец попытался подняться — минуты и секунды потеряли значение, время вообще теряет всякий смысл, стоит заглянуть в глаза вечности… Вертикальное положение заставило принять неприятное ощущение, что такое положение он принимает и без всяких к тому усилий, но — ногами вверх.