Виктор Точинов - Твари, в воде живущие (сборник)

Лукин согласно кивнул головой и они уселись на толстенный поваленный древесный ствол, служивший (судя по валявшимся вокруг многочисленным бычкам и пробкам от бутылок) вечерним клубом по интересам местным любителям крепких напитков…

Его собеседник был потомственный северный рыбак — и отец, и дед, и прадед, и все предки вплоть до самого легендарного Парфёна, бежавшего в северные дали еще от царя-реформатора Петра — все занимались рыбным промыслом. Ловили всегда по старинке, не оглядываясь на царские установления об охране рыбных запасов и, позднее, на декреты Совнаркома. Говоря проще — браконьерствовали.

Маркелыч вступил на тернистый наследственный путь, когда весьма ужесточились санкции за незаконный лов: штрафы и изъятия сетей сменились тюремными сроками. Степа Парфёнов слыл ловким и удачливым, да и с инспекторами умел договариваться, но и его не избежала чаша сия — получил в конце концов за злостное браконьерство пять лет, тогдашний максимум.

Рубил лес не так далеко, в соседней республике Коми, а когда вышел — в родных краях снова возрождали рыболовецкие артели; власти наконец осознали тот простой факт, что рыбсовхозам осваивать мелкие затерянные в тайге озера невыгодно, гораздо больше там наловит по заключенному договору ватага из пяти-шести человек, а то и одиночка с десятком сетей.

Получалось, что сидел Маркелыч вроде и не за что; но он на власть не обиделся, сколотил артель и занялся знакомым делом. Конечно, то была не вольготная жизнь старых времен — весь улов приходилось сдавать по фиксированным ценам, весьма и весьма заниженным…

Но в ватаге Парфёнова паи всегда выходили в конце сезона куда выше, чем у других — как никто знал он тайгу и озера; умел безошибочно определить, стоит или нет начинать лов на той или иной ламбе; и рыбьи стаи находил, казалось, верхним чутьем, без всякого эхолота. Соответственно и народ мог отбирать в артель придирчиво — многие к нему стремились, но пьяницы и лодыри получали от ворот поворот.

Когда задули-засвистели первые сквознячки перестройки и хорошо знакомое слово “кооперация” стало приобретать новый смысл, у Степана Викентьевича скопился уже изрядный капиталец.

В отличие от многих других, доставших деньги из дальних захоронок, в торговлю он не кинулся, «купи-продай» никогда особо не привлекало, не та наследственность — но когда внук писателя-комиссара объявил повальную приватизацию, несколько рыболовецких фирм Парфёнова уже более чем успешно конкурировали с загибающимися без дотаций рыбсовхозами.

И пока другие успешно прибирали к рукам магазины и фабрики, под контролем Маркелыча оказалась добыча и переработка рыбы на территории с пару европейских стран размером (ну а потом, заодно уж — и производство снастей да лодок, и кое-какое строительство, и пакет акций речного пароходства, и инвалютный рыболовный туризм).

Короче, император тайги и окрестностей.

— Я сам почти с тех краев-то, а вот как озеро называется — не знаю. Местные, что с деревни, просто говорили: Озеро. Щучьим еще звали, Светлоозером звали, за воду чистую… Одно время, недолго, Прошкиным озером стали звать — тракторист там утонул совхозный, Прохор…

Услышав про еще одну жертву озера, Лукин насторожился — Маркелыч оценил его реакцию и пояснил:

— По весне под лед провалился, с трактором… Пару километров по льду решил срезать, ну и… Не нашли, в общем, криминалу в истории той… Вот. А ловить-то на озере мне мало приходилось, оно лет тридцать тому людным местечком было… для наших дел… но бывал там часто. А потом, когда артели начались и промысловики-одиночки тоже, жил там один… писатель… Заключил договор, избушку подлатал, печь сушильную наладил — и давай озеро сетями чесать… А пока сети стоят — книжку корябал… Читал я потом, лажа сплошная… Он уж там, в книжке-то, такой чистый-благородный: рыбу поймает, пометит, обратно выпустит… Жизнь рыб он изучает, Жак-Ив Кусто, бля… Хрен он там что изучал — поймает и сушит; потом в мешок — и сдавать… Уж я думаю, теми денежками зимой и жил, с писанины своей давно ноги бы протянул… Фамилию вот запамятовал, что-то от озера известного… Ладогин, может? Хотя он той фамилией только книжонки свои подписывал, а в паспорте другая была, но назывался всегда Ладогиным… Или не Ладогиным? Ты, Евгеньич, его в Москве отыскать попробуй, не зря пять сезонов безвылазно просидел, может чего больше тебе расскажет… Вот книжка как называлась, я хорошо запомнил — “Водные тропинки”, в журнале каком-то печаталась… Может, по книжке-то фамилию уточнишь, ну да про ту рыбу ты лучше меня знаешь…