Виктор Точинов: Твари, в воде живущие (сборник)

Первым делом Вайсгер уложил Кеннеди на землю — без слов, просто резким движением палки вниз. Дышал Вайсгер-старший как загнанная лошадь — только что минувшие передряги не прошли даром.

— Отдохните немного, друзья… — просипел он. — Мне надо подумать над новым раскладом…

Пока старик думал, Кеннеди лихорадочно воевал с путами. Осталось чуть-чуть — минута, может чуть больше, кропотливой работы.

— Ты разнес мне колено, поганый ублюдок! — прокричал Дэнфорд. Похоже, болевой шок немного отпустил его.

— Это не я. Это Трэйк откусил тебе ногу. Точнее, откусит… Пулевые отметины на утопленниках мне ни к чему… — сказал Вайсгер рассеянно. — Полежи там, брат…

И он повернулся к Кеннеди, благоразумно держась за конец палки и не обращая больше внимания на покалеченного Дэнфорда.

«Дьявол! Не человек — дьявол! — мысленно застонал Кеннеди. — Еще полминуты — и я пристрелилил бы его, не вставая с земли… Сам Сатана ему ворожит…»

— Кеннеди, — начал дьявол, и добавил что-то еще… Но Кеннеди не расслышал ничего. Он смотрел за спину Вайсгера — аккуратно, краем глаза, стараясь не выдать сосредоточенного взгляда…

Это было похоже на чудо. Дэнфорд оказался на ногах и приближался к брату легкой, крадущейся походкой — совершенно невозможной для человека с раздробленным коленом…

Только не обернись… Только не обернись… — твердил Кеннеди как заклинание. Дьявол не обернулся. Вместо этого упал Вайсгер-младший.

Его брат мгновенно развернулся, не выпустив палку. Дэнфорд вновь лежал на земле, споткнувшись о кабель. Четверть минуты, сказал себе Кеннеди, решив надеяться лишь на себя.

— Чертов сукин сын… — сказал дьявол со смесью ненависти и восхищения. — Что значит — родная кровь. Отставить инсценировки. Я пристрелю тебя немедленно.

И он стал тщательно целиться в голову брата.

«Ты труп», — мысленно сказал ему Кеннеди, вынув из пут левую руку. Чтобы добраться до пистолета, нужна была правая. Еще несколько секунд…

«Патроны… — похолодел вдруг Кеннеди. — Старый дьявол точно вынул патроны. Или забил ствол грязью, или придумал что-то еще, но пистолет не выстрелит… Невозможно убить дьявола…»

— А тепе-е-ерь брось свою пушку-у-у, старый долбанный козе-е-ел… — лениво произнес откуда-то сверху тягучий голос, заставляющий предположить, что рот его обладателя капитально набит жевательным табаком. Ликующая же интонация заставляла предположить, что шериф Кайзерманн много лет втайне мечтал произнести именно эти слова в адрес Джона Вайсгера…

Дьявол не бросил пушку. Вскинул ее и выстрелил — туда, откуда донесся голос.

В то же мгновение Кеннеди оказался на коленях, выхватывая «зауэр» и удивляясь, отчего выстрел дьявола прозвучал так громко.

И кончилось всё.

Дьявол лежал на спине, с большой кровавой дырой на левой стороне груди. Пистолет был зажат в руке.

«Он жив, сейчас встанет и рассмеется», — подумал Кеннеди. И прицелился в голову дьявола.

— Не надо-о-о, сыно-о-ок… — протянул голос свыше. — Эта штука бьет наповал. Даже на расстоянии в три четверти мили…

С гигантской кучи шлака на землю снисходил шериф Кайзерманн. Левый его рукав медленно намокал красным. А в правой он держал действительно штуку — огромный «Спрингфилд» старого образца с оптическим прицелом. Винтовка оказалась нестандартная — увеличенного калибра, никак не меньше девяти миллиметров.

Только спустя полминуты Кеннеди понял, что сказал ему шериф…

Чуть позже

Луна снова вышла из-за туч — полная, яркая. И осветила одиноко лежащий труп. Живых рядом не было.

Они медленно шли по территории к выходу — трое, убившие дьявола.

— Именно поэтому, Макс, я оказался здесь — и выстрелил в того, в кого выстрелил. Отец всегда почему-то запрещал мне разбирать тот дряхлый флигель. Говорил: после моей смерти делай что хочешь… Оказалось — там под стропилами лежала винтовка, эта самая. Завернутая в промасленные тряпки. И пакетик с фотоснимком— старый Вайсгер в охотничьем костюме, с нею в руках. А пушка-то нестандартного калибра, для охоты на крупного зверя, штучная работа… При желании не составило бы труда выяснить происхождение уникального «Спрингфилда» и то, что он был подарен в свое время Вайсгеру-старшему. На обороте надпись, почерком отца, четыре слова: « Это сделал я, сынок…» Вы всё поняли, ребята? И я тоже тогда всё понял — отчего я, ничем не примечательный паренек, вернувшийся из Вьетнама, стал неожиданно шерифом и остаюсь им четыре срока подряд… Я-то, дурак, по молодости и глупости думал, что это у старика ностальгия из-за Вьетнама и сына… Как же… Скорей понос прохватит Статую Свободы. Мой отец поступил мудро. Сохранил страховой полис на мое имя за старыми стропилами… А сегодня я понял другое — проклятая винтовка должна выстрелить еще раз — но в другую сторону. Чтобы отдать долги. Чтобы круг замкнулся. Простите, что так долго ждал, но надо было, чтобы вы прониклись… Во избежание попреков в убийстве.