Лев Шейнин - Военная тайна

Но Крашке повезло и тут. Дело в том, что в период работы в “комбинате” он был ещё не так стар, очень следил за своей фигурой, занимался спортом и не был тем обрюзгшим стариком, каким стал в последующие годы. Вот почему Бахметьеву и в голову не могло прийти, что сидящий перед ним Крашке и есть Генрих Зееринг, проливший столько крови ни в чём не повинных советских людей.

И, вероятно, Крашке удалось бы скрыть свою деятельность в “комбинате смерти”, если бы криминалистический опыт Бахметьева не был так богат. Ещё будучи народным следователем, Бахметьев по некоторым делам применял для раскрытия преступления так называемый метод “МОС”, предложеный в своё время начальником йоркширской полиции для расследования дел об убийствах.

Метод “МОС” (методикум операцион систем) был разработан на основе многочисленных наблюдений, показавших, что преступник, совершая те или иные преступления, часто пользуется одними и теми же методами, сохраняя, так сказать, свой “почерк”. Именно благодаря этому опытный криминалист устанавливает “визитную карточку” преступника, исходя из аналогии применённых им методов.

Ларцеву в своё время не удалось установить подлинную фамилию начальника “комбината”, и это было недочётом следствия. Но зато Ларцев подробно зафиксировал в протоколах допросов садистские склонности Генриха Зееринга и его ночные “развлечения”, когда он лично пытал в подвалах “комбината” свои жертвы. Ларцев выяснил при допросах “делегатов” не только самый факт этих истязаний, но подробности пыток, которым подвергал несчастных начальник “комбината”. И в протоколах всё это очень конкретно и подробно было зафиксировано.

Перечитав в связи с допросом Крашке все протоколы, относившиеся к операции “Сириус”, Бахметьев содрогнулся, когда познакомился со страницами, описывающими этот “сад пыток”.

Он вспомнил обо всех этих ужасах, когда в Москву прибыл Коля Леонтьев и Бахметьев встретился с ним, чтобы зафиксировать показания о пытках, которым его подвергал Крашке.

Как только Коля начал рассказывать Бахметьеву обо всех муках, которые ему суждено было перенести в “Золотом гусе”, в памяти Бахметьева мгновенно ожили прочитанные страницы протоколов допроса. Да, да, ведь именно Генрих Зееринг в подвалах “комбината смерти” истязал свои жертвы теми же дьявольскими методами, которыми пытался сломить Колю Леонтьева старый палач Крашке!..

Бахметьев видел, что Коле тяжело вспоминать о пережитом, но в интересах дела он вынужден был выяснить все детали, каждая из которых снова напоминала ему о Генрихе Зееринге.

В конце концов в сознании Бахметьева блеснула догадка: а не является ли Крашке и Генрих Зееринг одним и тем же лицом? Правда, не очень совпадала их внешность, судя по показаниям “делегатов”, но ведь с тех пор прошло несколько лет и Крашке мог за эти годы сильно измениться и постареть.

На очередном допросе Бахметьев спокойно произнёс:

— Давая показания о своей шпионской деятельности, вы почему-то обходите молчанием период с 1940 по 1944 год. Чем это объяснить?

— Моя деятельность за эти годы не представляет для вас интереса, гражданин следователь, — тихо ответил Крашке, мучительно стараясь понять, чем вызван этот вопрос. — Дело в том, что после провала на Белорусском вокзале в Москве я потерял доверие начальства и выполнял третьестепенные поручения.

— В Советском Союзе?

— Нет, гражданин следователь, в Германии.

— Разве вам не приходилось бывать на оккупированных территориях?

— Я был два раза во Франции, один раз в Бельгии.

— Я спрашиваю о территории Советского Союза. Подумайте, Крашке, прежде чем сказать “нет”. Не торопитесь с ответом!..

И Бахметьев усмехнулся с видом человека, отлично знающего, почему он задаёт такой вопрос. Крашке растерялся и опустил глаза, лихорадочно размышляя, как ему ответить на этот вопрос.

— Вы долго намерены вспоминать, Крашке? — снова улыбнулся Бахметьев. — Вам, видимо, очень не хочется вспоминать этот этап своей “деятельности”, чтобы не выразиться иначе. Не так ли?

— Право, я не понимаю, о чём идёт речь, — забормотал Крашке, начиная всё более волноваться. — Нельзя ли уточнить ваш вопрос, гражданин следователь, потому что я не хочу решительно ничего скрывать от вас…

— А вам и не удастся скрыть, даже если бы вы того хотели, — произнёс Бахметьев, хорошо заметив волнение Крашке. — И чтобы вы убедились раз и навсегда, что это так, я назову вам только одно имя: Генрих Зееринг…