Марио Пьюзо - Крестный отец

— Это ты, Майкл? Что такое, что случилось?

Майкл склонился над кроватью. Он взял отца за руку.

— Да, это я, Майк, — сказал он. — Не пугайся. Лежи как можно тише и, если тебя окликнут, не отзывайся. Тебя хотят убить, понимаешь? Но я здесь, так что ты не бойся.

Дон Корлеоне, еще не вполне сознавая, что с ним произошло накануне, — еще одурманенный свирепой болью, с одобрительной улыбкой шевельнул губами, как бы говоря младшему сыну — только сил не хватило сказать это вслух:

«Э, чего мне бояться? Меня давно хотят убить — первый раз попробовали, когда мне было двенадцать…»

Больница была частная, маленькая — небольшой особняк с единственным входом. Майкл выглянул из окна. С полукруглого больничного двора на улицу вела лестница — бросалось в глаза отсутствие машин у ее подножия и по сторонам. Но попасть в больницу можно было только по этой лестнице. Майкл знал, что нельзя терять ни минуты; он выбежал из палаты, бегом спустился с четвертого этажа и вышел из широких дверей. В стороне, на больничном дворе, была стоянка для машин персонала и карет «Скорой помощи»; сейчас она пустовала.

Майкл сошел на тротуар и закурил. Он расстегнул пальто и стал под фонарем так, чтобы свет падал ему на лицо. С Девятой авеню к больнице шел быстрым шагом парень со свертком под мышкой. Он был в военном кителе, черноволосый — словно густая, курчавая шапка на голове. Когда он вошел в полосу света, лицо его показалось Майклу смутно знакомым. Парень остановился рядом, протянул руку и сказал с сильным итальянским акцентом:

— Дон Майкл, вы меня не помните? Я Энцо, помощник пекаря Назорина, его зять. Ваш отец буквально спас мне жизнь — выхлопотал разрешение остаться в Америке.

Майкл пожал ему руку. Теперь он вспомнил.

Энцо продолжал:

— Я пришел оказать уважение вашему отцу. Пропустят меня в больницу или уже поздно?

Майкл улыбнулся и покачал головой:

— Не пустят, но все равно спасибо. Я передам дону, что ты приходил.

По улице с ревом пронеслась машина; Майкл мгновенно насторожился.

— Иди отсюда, быстро, — сказал он Энцо. — Здесь могут произойти неприятности. Тебе нельзя связываться с полицией.

Он увидел испуг на лице молодого итальянца. Если полиция, значит — опасность, что его вышлют на родину, откажут в американском гражданстве. И все же Энцо не двинулся с места. Он прошептал по-итальянски:

— Раз неприятности, то я останусь помочь. Я в долгу перед Крестным отцом.

Майкл был тронут. Он хотел было настоять, но передумал. А почему бы и нет? Двое у входа в больницу — это, возможно, отпугнет людей Солоццо, посланных на задание. Один — едва ли.

Он дал Энцо сигарету, чиркнул зажигалкой. Они стояли под уличным фонарем, поеживаясь от холода декабрьской ночи. Позади, перерезанные зеленью рождественских гирлянд, светились желтые прямоугольники больничных окон. Они уже докуривали, когда с Девятой авеню на Тридцатую улицу свернула длинная черная машина и двинулась впритирку к тротуару прямо на них. Замедлила ход, словно бы останавливаясь. Майкл, пересилив невольный порыв отпрянуть, подался вперед, вглядываясь в лица сидящих внутри. Автомобиль, который совсем было остановился, рванул вдруг вперед. Майкла узнали. Он протянул Энцо еще одну сигарету и заметил, что руки у пекаря дрожат. Странно, а у него самого — ничуть.

Опять стояли, курили; прошло минут десять, не больше, и ночную тишину внезапно разорвал вой полицейской сирены. С Девятой авеню с визгом вывернулась патрульная машина и подлетела к больнице. Следом остановились еще две полицейские машины. Улицу перед больницей мгновенно запрудили люди в полицейской форме и в штатском. Майкл облегченно вздохнул. Ай да Санни, быстро связался с кем надо… Он пошел к ним навстречу.

Два здоровенных полицейских схватили его за руки. Третий обыскал. По ступеням поднимался плотный мужчина в форме капитана полиции, с золотым галуном на фуражке; подчиненные почтительно расступились. Несмотря на солидное брюшко и седину на висках, капитан шел бодрой, пружинистой походкой. Кирпичное лицо его пылало. Он подошел к Майклу и прорычал:

— Я полагал, все итальянское хулиганье у меня под замком! Кто такой, какого дьявола здесь ошиваешься?

Кто-то из полицейских, стоя рядом с Майклом, подал голос:

— Этот чист, капитан.

Майкл не отозвался. Холодно, в упор, он рассматривал лицо капитана, вглядывался в его голубые, с металлическим блеском глаза. Агент в штатском объяснил: