Глеб Соколов - Ставок больше нет

Большой, в рост человека шкаф для одежды. Полированные дверцы с маленькими круглыми ручками, – в центре каждой из них металлический под золото кружок. Его выпуклая поверхность отражает предметы внешнего мира, как зеркало. Если приблизить глаз к блестящему кружку, можно увидеть стандартную комнату площадью немногим более двадцати квадратных метров. Рядовые комнаты, – а эта – из самых обыкновенных, – бывают и меньше. Но дом построен в последние годы Советского Союза, поэтому обыкновенные квартиры спроектированы в нем удобней и просторней тех, что создавали в шестидесятые – семидесятые прошлого века. Правда и в этой двухкомнатной квартире вторая «светелка» – значительно меньше, чуть более десяти «квадратов»…

В ручках и полированных дверцах шкафа отражается стандартный гарнитур, приобретенный примерно тогда же, когда построен дом. Письменный стол с глубокими и просторными выдвижными ящиками – забиты всяким хламом: ручками, в которых нет чернил, тетрадками, наборами карандашей и фломастеров, дающих, если ими провести по бумаге, бледную, чахлую линию. У стены – низенький журнальный столик. На нем нет ничего, кроме невысокой хрустальной вазочки, из которой торчат высохшие полевые цветы. Такие обильно произрастают по всему Подмосковью – ромашки, васильки, незабудки. Полировка столика три часа назад натерта специальной мастикой и источает приятный медовый запах.

Рядом стоят два кресла с деревянными, тоже полированными ручками. Сиденья и спинки обиты красной синтетической тканью, которая за долгие годы утратила первоначальный яркий цвет – выцвела, запачкалась.

Ровно посреди комнаты, деля ее на два неравных объема – угловой диван-кровать из толстого светло-коричневого пластика. Если раздвинуть все его скрытые один в другом, как матрешки, объемы, разложить бежевые давно продавленные подушки – получится изрядных размеров двуспальное ложе. Но сейчас диван сдвинут, на маленькой полочке, служащей дивану изголовьем, едва слышно тикает электрический будильник. Возле него – миниатюрный музыкальный центр «Джи-Ви-Си» с маленькими колонками из светлого дерева, а еще штатив, забитый компакт дисками, – преобладает драм энд бейз музыка, хаус, эсид джаз. На стене над диваном, выделяясь в стандартной обстановке, висит большущая – метр в высоту, два – в ширину, – фотографическая картина…

Северная Европа. Берег моря перед закатом, пустынный пляж, истоптанный множеством ног, в дали – выстроенный у самой воды из стекла и бетона ресторанчик. За его окнами мерцают робкие, неяркие огоньки.

Вдоль берега у пенной кромки идет в сторону ресторанчика одинокий человек в черной широкополой шляпе и в плаще. Он удаляется от фотографа, ни лица, ни даже волос из-за шляпы не разглядеть. Человек точно бы намеренно обезличен, но от всей его фигуры в черных одеждах веет какой-то неизбывной тоской и тревогой…

Комната находится в доме неподалеку от метро «Южная». В ней живет Антон Рубцов. В соседней – меньшей – его мама. Картина появилась на стене позавчера. Поначалу Антон не хотел ее вешать, но потом, с большим усилием приложив ее к стене, нашел, что картина придает его комнате оригинальность и зацепил ее за уже имевшийся в стене крючок. Прежде на нем крепились корейские настенные часы, временно теперь убранные в шкаф.

Рубцов решил, что оставит картину только на пробу и если изображение моря, ресторанчика и идущего человека будет действовать на него угнетающе – снимет ее, повесит обратно привычные часы. А прямоугольник в рамке запихнет в щель между стеной и шкафом, – там он может простоять до скончания века и никто о нем не вспомнит…

Электрический звонок, укрепленный с внутренней стороны над дверью два раза звякнул громким, мелодичным колокольчиком. Софья Лукинична – мама Антона вздрогнула и пришла в себя… Вот уже час, как она сидела перед выключенным телевизором, не в силах больше ни смотреть новости, ни думать о чем-либо другом, кроме Антона и того, что показывали по всем каналам в бесконечных выпусках. Постепенно немолодая женщина погрузилась в некое оцепенение, схожее с болезненным сном.

Звон электрического колокольчика – и все переменилось! «Антон!» – с сердцем, бешено и радостно заухавшим, подумала она. Вскочила с плетеного дачного креслица, в котором имела обыкновение смотреть любимые телесериалы.

Шаркая и один раз едва не потеряв с ноги тапок поспешила к металлической входной двери. Пальцы привычно ухватились за рукоятку замка, посмотреть в глазок не подумала… Слишком взволнована!