Глеб Соколов - Дело Томмазо Кампанелла

Но ничего не сказали…

Между тем посетитель шашлычной, изображавший старуху Юнникову, продолжал:

– И я тут же, на накрахмаленной салфетке начала делать наброски для своей рецензии о нынешнем удивительном спектакле «Хорина» и об этой роли, об этой замечательной инсценировке, которую условно я назвала «Безобразный Совиньи в шикарном ресторане». Конечно, это только рабочее название. На чем бы я хотела сосредоточить свое внимание прежде всего? Ну, конечно, прежде всего я бы отметила блестящий режиссерский замысел Господина Радио. Если он меня сейчас слышит, то я хочу публично, при всех хориновцах громогласно заявить, что я была не права, когда недооценивала великолепную задумку Господина Радио о превращении «Хорина» из просто хора, поющего на иностранных языках, в самый невероятный в мире самодеятельный театр. Я также неверно оценила режиссерские способности Господина Радио, которые, как я только что убедилась и продолжаю убеждаться сама, огромны. А посему я была не права, когда отказывала ему в роли нового руководителя «Хорина». Безусловно, я должна уступить ему эту роль, поскольку только он справится с руководством самым необыкновенным самодеятельным театром в мире.

Изображавший старуху хориновец переключил рацию на прием и оттуда после громкого треска послышалось:

– Я принимаю ваши извинения. Отныне между нами вновь хорошие отношения. Я верю, что очень скоро мы все воссоединимся с вами, дорогая госпожа Юнникова, ведь именно вы были самой первой основательницей «Хорина», – это проговорил Господин Радио.

– Спасибо, – «Юнникова» переключила рацию на передачу.

– Потом я бы остановилась на блестящем актерском исполнении. Отдельно я бы остановилась на очень удачном выборе декораций. По поводу блестящей работы гримеров и человека, придумавшего для Совиньи костюм, я уже немного говорила. Примерно в том же духе я собираюсь отразить этот момент в своей статье. Да, кстати, эту статью уже ждут в одной из самых влиятельных российских газет. Конечно, вы понимаете, тут не обошлось без поддержки со стороны моего племянника, известного на всю страну артиста Лассаля. Один из владельцев этой газеты – давний поклонник его таланта, с которым его связывают многие годы дружбы.

– Вот это да! Вот это да! – раздалось из рации, когда «Юнникова» переключила ее на прием. – Вот это новость так новость! Похоже, самые невероятные, самые фантастические надежды сбываются! – из-за треска, который непрерывно сопровождал все радиопереговоры, иногда, как, например, в этот момент, даже трудно было различить, кто из хориновце сказал ту или иную фразу. – Вы слышали, что сказала Юнникова?! Завтра о нас напишут в одной из главных газет стран! Наш «Хорин» выйдет на газетную полосу! О нас узнают. О нас заговорят! Невероятно! Конечно, это Лассаль помог. Кто же еще? Без него подобное было бы невозможно!

– Но это еще не все, – перебила этот голос «Юнникова». Хочу вам сообщить, что вся фонограмма этого вечера, a Господин Радио, как стало мне известно от одного весьма осведомленного лица, просившего меня не называть его имени, тайно производит магнитофонную запись всего того, что происходит не только в хориновском зале, в школе, но в радиоэфире, так вот, после соответствующего монтажа и доработки фонограмма сегодняшнего вечера пойдет в эфире центрального радио в программе «Новый театр у микрофона». В восемь вечера.

– Потрясающе! Невероятно! – взорвался радиоэфир. – Так что же, там будут перечислены, как это обычно делается, имена исполнителей? О нас узнают? Мы прославимся?!

– Ну-ну! Друзья, любите театр в себе, а не себя в радиоэфире. Это не самое главное, хотя, конечно, и это тоже будет. Разумеется, договоренность с центральным радио также была достигнута не без усилий со стороны моего племянника, артиста Лассаля.

– Невероятно! В это просто невозможно поверить. Но именно в это мы всегда и верили! Все вышло как-то неожиданно, как бы по мановению некой высшей силы, но именно та все и должно было произойти. Удача давно подстерегала нас на нашем пути. И вот, что называется, миновать ее нам не удалось.

– Ну да ладно! – продолжала «старуха Юнникова». – Я увлеклась. Я же говорила про свою рецензию, которая должна быть написана как можно скорее, уже сегодня вечером. В этой рецензии я хочу развернуть еще и одну свою мысль по поводу сюжета с присутствием в зале блестящего ресторана безобразного посетителя… Есть сюжеты, когда человек встречается с ужасом и кошмаром. Они всегда развиваются по принципу «ужасное настроение и мрак все темнее, глубже, глубже, глубже». Все тяжельше и тяжельше становится человеку, все невероятней и невероятней становятся пытки ужасного настроения, состояния, душевных мук. Но вот каждый раз, когда, кажется, готов наступить миг, когда сверкнет электрический разряд высшей силы, когда неминуемо этому герою придется встретиться с самым ужасным настроением, с кульминацией, крайней точкой ужаса и кошмара, душевных мук, спектакль неожиданно прерывается, отменяется, заканчивается. То ли, в худшем для героя случае, спасают его от дальнейшего продолжения пьесы потемки безумия или смерть (самоубийство или гибель). То ли некая охранительная рука добавляет в сюжет какое-то такое обстоятельство, о котором прежде никто почему-то не задумывался, которое вошло в сюжет совершенно неожиданно, но которое отменяет последнюю, невероятную сцену, которой ожидали с суеверным и мистическим содроганием все – и герой, ждавший последнюю, окончательную пытку, которая настолько ужасна, что, кажется, в существование ее поверить нельзя, и наблюдавшие за ним зрители. Но смерть – самоубийство или гибель – в данном случае явно (открыто) или тайно (про себя) оценивается всеми как благо, как избавление от чего-то, что было бы неизмеримо ужасней, чем смерть. Самоубийство или гибель в данном случае – запрограммированное бегство от кульминации ужасного, от которой всегда бежит герой, как бы ни был он храбр. Нет такого героя, даже самого храброго, даже наихрабрейшего и наиумнейшего, который бы не удрал от кульминации ужасного в безумие или в самоубийство. Или бы его просто вовремя не убили. Скажем по-другому: нет такой божьей души, которая пошла бы на встречу с самым страшным кошмаром и ужасом глаза в глаза, нос к носу. Никогда, ни в одной истории, ни в одном сюжете не происходит окончательной встречи человека с самым страшным кошмаром и ужасом глаза в глаза, нос к носу. То ли, повторимся, приходит к герою самоубийство и гибель или безумие, которые все равно, по всеобщему мнению, лучше, чем эта встреча, не так страшны, как она, то ли, за секунду до того, как готов соскочить в самоубийство или безумие главный герой, некая божественная охранительная сила подкидывает обстоятельство, о котором то ли не задумывались прежде, не обращали на него внимания, то ли не существовало этого обстоятельства до самого последнего, а точнее, предпоследнего момента. Не есть ли эта встреча с самым страшным кошмаром и ужасом глаза в глаза, нос к носу то, что мы называли сегодня Страшным Судом? И оттого никак не состоится эта встреча, и бежит от нее душа, что время этого суда, час еще не пробил?..