Виктор Точинов: Тот, кто живет в пруду

На участке был пруд – надо думать, в войну угодила в будущий огород здоровенная бомба, линия фронта проходила совсем рядом. А дед Яша засыпать не стал, благо земли хватало. И получился небольшой, метров шести в диаметре, живописный водоем идеально круглой формы.

На зеленом берегу пруда и сидел сейчас Леша Виноградов – к воде его тянуло с раннего детства. Еще карапузом нежного детсадовского возраста в начале каждого лета клянчил он у матери сачок для ловли бабочек: палка и проволочный обруч с пришитым конусом из яркой марли. Стоило это удовольствие тогда не то тридцать, не то сорок копеек – мать покупала, втайне радуясь, что чадо не требует чего-нибудь подороже.

Но бабочки, стрекозы и другие насекомые могли спокойно порхать, опылять цветочки и заниматься прочими своими делами – маленького Алешку представители отряда чешуйчатокрылых не привлекали. Вооружившись сачком и стеклянной банкой, он шел к ближайшему ручейку, прудику, болотцу или просто к большой луже (к глубоким водоемам мать, понятное дело, не подпускала) и долгие часы охотился на загадочных подводных обитателей.

Гребенчатые тритоны казались ему древними и обмельчавшими потомками динозавров – не вымерших, а просто скрывшихся в таинственно-прозрачных глубинах; шустрые водомерки восхищали своей удивительной способностью бегать, не проваливаясь, по водной поверхности; а уж если в сачке запутывалась оплошавшая крохотная рыбешка – это был невиданный праздник, тут же бежал к матери с идеей немедленной покупки аквариума.

Теперь увлечения раннего детства вызывали улыбку, но полноценным он считал отдых лишь у воды: рыбалка и байдарочные походы. Но вот Ирина…

Несмотря на скромные размеры водоема, рыбешка в нем водилась – вдоль края темно-зеленых водорослей, под самой поверхностью прогретой солнцем воды, почти неподвижно стояли стайки мальков.

Караси, лениво подумал Лешка, наверняка карликовая форма, большие в таких ямах никогда не вырастают – тесно, пищи мало… А пересади их в просторное озеро – ого-го, больше килограмма вымахают… Ну и ладно, зато теперь не будет проблем с живцами на рыбалку… Подумал и удивился: пока он тут взвешивал все за и против, подсознание его, похоже, решило единолично – наследство не продавать.

Он и сам склонялся к такой мысли, но жена… но теща… о-о-ох, нелегко будет отстоять свое решение… Если вообще удастся отстоять.

День клонился к вечеру. Надо вставать и уезжать обратно в город, но Леша продолжал полулежать на берегу пруда, благодушно поглядывая, как медленно ползут по небу два одиноких в безбрежной синеве облачка – домой совсем не хотелось.

Синебрюхая стрекоза-коромысло, обманутая его неподвижностью, простодушно уселась прямо на кончик Лешкиного носа, крепко вцепившись крохотными шершавыми лапками. Он дернулся от неожиданности, спугнул негаданную постоялицу и проводил глазами ее полет – далеко стрекоза не улетела, села над самой водой шагах в трех от него на длинную травинку, свисающую с берега, и застыла, широко расставив прозрачные крылья…

Глаза еще машинально следили за стрекозой и Леша видел произошедшее с ней с самого начала, но толком ничего не рассмотрел, слишком быстро все началось и закончилось: что-то длинное, чуть длинней указательного пальца, но тонкое, очень тонкое, метнулось из воды вверх – плохо различимое, смазанное быстротой движения. И стрекоза исчезла. Не улетела – мгновенно, почти без всплеска исчезла под зеркальной поверхностью пруда.

Лягушка… – слегка удивился Леша, приподнимаясь в безуспешной попытке разглядеть под водой удачливую охотницу. Редкий, однако, случай – увидеть такое, а подробностей вообще без рапидной съемки не разберешь – язык у пучеглазой выстреливает и втягивается обратно за долю секунды…

О том, что еще в мае, отметав икру, все лягушки выбрались на сушу, где и охотятся – об этом Леша как-то тогда не подумал…

Да и сам участок хорош, что говорить. По документам значилось восемнадцать соток, на деле оказалось гораздо больше – участок крайний в поселке, с трех сторон поля – и дедуля, выставляя заборы, не особо церемонился. На наследственную территорию таким образом, на самых задах участка, угодил даже небольшой лесок. Ну, не совсем лесок, скорее рощица – десяток старых толстых берез по самой границе и, между ними и домом, поросль молодых тонких осинок. Гряды, плодовые кустарники и деревья разделяли широкие газоны некошеной травы, кое-где сливавшиеся в обширные лужайки. Для Леши, привыкшего к дикой скученности шести соток в их с матерью садоводстве, зажатых между уделами таких же малоземельных огородников, где не найти даже пятачка травы, способного вместить разложенный шезлонг – для Леши такое приволье казалось чем-то небывалым и расточительным.