Маккаскелл выпрямился и посмотрел туда же, куда и все, – на самый большой плазменный экран.
На нем, вызвав всеобщий переполох, внезапно появилось несколько строк текста.
Начинаю с обращения к президенту Соединенных Штатов. Позже я обращусь к народам всего мира. Не пытайтесь препятствовать моим действиям. Любое вмешательство приведет к немедленным и страшным мерам возмездия. Не искушайте меня.
– О Господи! – взволнованно выдохнул Скоу. – «Тринити» существует и работает. У него получилось. У нас получилось!
– Да, у вас получилось, – ядовито повторил Ивэн Маккаскелл. – И вас, самоуверенных сукиных сынов, возможно, когда-нибудь за это повесят!
– Смотрите! – воскликнул Рави Нара. – Он опять что-то пишет.
На экране первый абзац оттесняли вниз новые строки.
Я буду реагировать исключительно на информацию, которая исходит из Кризисного кабинета Белого дома или из оперативного штаба в Белых Песках. В протоколе Интернета мой адрес 105.674.234.64.
– Он знает, что мы здесь, – сказал Рави, показывая на охранные видеокамеры.
– Он не поэтому знает, – сказал Скоу. – В «Тринити» мозг Година. И Левин держит его в курсе всех текущих событий.
– Смотрите, смотрите! – воскликнул Маккаскелл.
Экран очистился полностью, и на нем вспыхнуло новое предложение.
Питер Годин еще жив?
– Кто будет говорить с этой хреновиной? – спросил генерал Бауэр.
– Отвечайте ему, – сказал Маккаскелл.
Генерал знаком велел одному из техников сесть за клавиатуру.
– Капрал, – приказал генерал, – отвечайте "да".
– Есть, сэр.
Капрал застучал по клавишам. На экране тут же высветилось:
Я желаю говорить с Годином.
– Печатайте за мной, – сказал Маккаскелл капралу за клавиатурой.
Тот вопросительно посмотрел на генерала. Бауэр кивком дал согласие.
– С вами говорит Ивэн Маккаскелл, руководитель администрации президента Соединенных Штатов.
На этот раз капрал стучал по клавишам дольше. Но ответ и на этот раз появился мгновенно.
Я знаю, кто вы такой.
– Но я не знаю, кто вы, – сказал Маккаскелл. – Назовитесь, пожалуйста.
Огромный экран очистился и пару секунд оставался черным. Потом на нем ярко вспыхнули три слова:
Я есть я.
– О Боже! – пробормотал Рави.
Маккаскелл сказал:
– Ну-ка, напечатайте: ответ не понят. Пожалуйста, идентифицируйте себя. Вы – Питер Годин?
Был им.
– А теперь вы кто?
Я ЕСТЬ Я.
Мужчины за столом в растерянности молча переглянулись. На экране светились все те же буквы, словно машина понимала, что ее слова так с ходу постичь нельзя, и давала людям время вникнуть в их глубокий смысл.
Рави в последнее время боялся только за свою шкуру и больше ни о чем не думал. Но теперь он испытал ужас неэгоистичный, беспредметный, необъяснимый. Тот же ужас стоял в глазах всех присутствующих. Лишь на морщинистом, изможденном лице Питера Година не было страха. Широко открытые синие глаза старика смотрели на экран, и у него было сосредоточенно-восторженное выражение ребенка, который смотрит на новую, невиданную игрушку.
В нью-йоркском аэропорту Кеннеди мы пересели в корпоративный «Гольфстрим». Крошечный рядом с «Боингом-747», этот самолет решительно превосходил его по комфорту и роскоши оформления. Рейчел тут же легла спать на настоящей кровати в хвостовой части самолета. Меня, к сожалению, генерал Кински не отпускал, и я был вынужден и дальше отвечать на бесконечные вопросы израильских ученых. Отдохнуть тянуло ужасно, но сердить главу МОССАДа тоже не хотелось: он мог в любой момент приказать пилоту повернуть обратно.
Где-то над Арканзасом Кински наконец решил, что вытащил из меня все, что мне было известно о проекте «Тринити». Забежав в туалет, я направился в хвостовую часть самолета к Рейчел. Она уже проснулась и любовалась из окна ковром кучевых облаков под нами.
– Как себя чувствуешь? – спросил я. – Все в порядке?
Хоть она немного отоспалась, вокруг глаз по-прежнему лежали нездоровые тени. Достается же ей, бедняжке, в последнее время!
– Все нормально. Я уж думала, что они тебя никогда не отпустят.
Я присел на край кровати. Горло пересохло от долгого разговора, а шея болела, словно я отсидел двухсерийный фильм в первом ряду кинотеатра.
Рейчел взяла меня за руку и прильнула к моему плечу.
– С тех пор как ты вышел из комы, мы с тобой еще ни разу по-человечески не поговорили.
– Знаю. Извини.
– Поговорим сейчас?
– Давай, если хочешь. Только от того, что ты услышишь, в восторг прийти трудно.
Читать дальше