Грег Айлс - Смерть как сон

– Но я думала, что вы пишете только пейзажи.

– В старые времена я добывал себе кусок хлеба именно портретами, – улыбнулся он. – Это был мой бизнес. И школа выживания.

– А как продвигается ваша последняя картина? Последняя «поляна»? Насколько я понимаю, вы близки к ее завершению.

– Это действительно так. Дайте мне еще пару дней. Я упросил ректора на время закрыть галерею для посетителей. Студенты узнали, что я вышел на финишную прямую, и не дают мне покоя. А с ними заодно журналисты и частные коллекционеры. Спасу нет от этой публики! Но ничего! Совсем скоро я закончу последний сегмент, и круг «поляны» замкнется! И тогда, чтобы увидеть картину, придется перелезать через нее, как через забор! Вы только подумайте, я уже почти ее закончил! Даже не представляю, что за праздник воцарится в моей на душе, когда я в последний раз проведу по холсту кистью!

– Зато после этого у вас появится куча свободного времени. Может, вы действительно захотите написать мой портрет. С удовольствием буду вам позировать! Мне очень интересно, какой вы меня видите.

– Между прочим, если бы ваш портрет писал Фрэнк, у него это получилось бы ярче. Зато я, как мне кажется, вижу вас несколько глубже, чем он.

Джон и Ленц внимательно прислушивались к этому разговору, словно пытаясь отыскать в нем некий подтекст.

– Спасибо еще раз! – Я пожала ему руку.

– Вам спасибо, моя дорогая. – Уитон отошел от двери, освобождая дорогу визитерам. – Всего хорошего, господа.

Ленц – наивный доктор! – решил было тоже обменяться с Уитоном рукопожатиями, но тот быстро отступил и лишь натянуто улыбнулся. Ленц пожал плечами и вышел из комнаты. Мы последовали за ним.

Уже на улице – по пути к служебной машине – мы обменялись первыми впечатлениями.

– Боюсь, на третий разговор по душам с этим господином нам рассчитывать не приходится, – пробормотал Джон.

– Похоже на то, – отозвался Ленц. – Но прежде чем выгнать нас, он все-таки указал пальчиком на Гейнса.

– Интересно, почему он это сделал сегодня, а не вчера?

– Он же объяснил! – раздраженно бросила я. – Не любит болтать ни о себе, ни о других, это не в его правилах. Он ни слова не сказал бы про Гейнса и сегодня, если бы не то, что случилось с Талией. Он прекрасно знает, чем для Гейнса обернутся его признания. И переживает по этому поводу.

– Пожалуй, – согласился Ленц. – И тем не менее, он нам его сдал.

– А интересно, как ты оцениваешь его трактовку бегства матери? – спросил Джон.

Ленц профессионально нахмурил лоб.

– Он не знает, почему она ушла из дома. Но не может смириться с мыслью, что она предпочла любовника родным детям. Это действительно большая редкость, но в жизни все бывает.

– Он четко дал понять, что не подвергался сексуальному насилию со стороны отца.

– Отрицание – типичная защитная реакция; нам ли, криминалистам, этого не знать. Было ли сексуальное насилие на самом деле или не было – неизвестно. Вот если бы нам удалось поговорить с ним подольше…

Джон помог мне забраться в машину и придержал дверцу.

– Надеюсь, тебе больше повезет с Фрэнком.

– Я буду стараться.

Он улыбнулся:

– Верю. Во всяком случае, Уитон уже не сможет его предупредить. Скажи, ты по-прежнему настаиваешь на том, чтобы идти туда одной?

– По-прежнему.

– Хорошо, тогда вперед.

Я вышла из машины на Эспланад, прошла квартал до дома Фрэнка Смита, поднялась на крыльцо и позвонила, всей кожей чувствуя опоясывающие мое тело провода, которые соединяли микрофон с передатчиком. На сей раз дверь мне открыл сам хозяин. Фрэнк Смит одарил меня лучезарной улыбкой и, сложив руки на груди, оперся плечом о дверной косяк.

– Счастлив видеть. Однако… Кого вы сегодня представляете? Саму себя или ФБР?

– Я и рада бы представлять саму себя…

Смит хмыкнул.

– Понимаю. В таком случае… Ну что ж, в таком случае меня нет дома.

Его совершенная телесная красота начинала потихоньку раздражать.

– Вы сегодня утром включали телевизор?

– Нет, и не жалею об этом.

– Но газеты по крайней мере просматривали?

– Сегодня утром я принял освежающий душ и заварил себе в саду крепкий кофе. Собственно, так я встречаю каждый новый день. А телевизор и газеты не жалую. Почему вы спрашиваете? Уж не хотите ли сказать, что я пропустил нечто важное?

– Можно мне войти?

Он прищурился.

– Что случилось? Опять похищение?

– На сей раз похитили Талию Лаво.

Смит побледнел.

– Вы шутите?

– Нет.

Я впервые наблюдала на этом холеном лице неподдельную растерянность.