– Мадам? – Из дверного проема на нее удивленно смотрела горничная. Морин с трудом перевела дыхание.
– Здесь есть еще кто-нибудь?
– Нет, мадам.
– А кто-нибудь был?
– Только мальчик, который принес цветы, мадам.
– Хорошо, идите.
– Да, мадам. – Горничная вывезла свой пылесос в коридор.
Морин пошла за ней вслед и закрыла дверь на ключ, потом села в кресло и уставилась на обои на стене. Ее удивляло собственное спокойствие. Ей даже захотелось, чтобы он вылез из-под кровати и улыбнулся своей странной улыбкой, что на самом деле вовсе даже не было улыбкой. Морин вызвала в своем воображении его образ – и вот он уже как будто стоит перед ней.
«Прошло безумно много времени, Морин», – сказал бы он. Он всегда так говорил после долгой разлуки.
Или нет, он спросил бы ее:
«Где мои цветы, девочка? Ты положила их в какое-то особенное место?»
«Да, в достаточно особенное, – ответила бы Морин. – Я спустила их в тартарары».
Несколько минут длился в ее воображении их разговор. Морин стало ясно, что она очень соскучилась по Флинну, что хочет вновь услышать его голос. Ее возбуждала и в то же время пугала мысль, что он где-то совсем рядом, что он найдет ее.
Раздался телефонный звонок. Морин не сразу сняла трубку.
– Морин? У вас все нормально? – Звонила Маргарет Сингер. – Мне зайти за вами? Мы ждем вас в Ирландском павильоне…
– Я скоро спущусь.
Морин повесила трубку и медленно поднялась с кресла.
Прием в Ирландском павильоне, затем ступени собора святого Патрика, торжественное шествие, потом переговоры. И благотворительный обед в Ирландском культурном обществе – для ирландских детей. После этого аэропорт Кеннеди… Множество празднеств, устроенных для того, чтобы насколько возможно облегчить боль, принесенную разрушительной и опустошающей войной. Но так происходит только в Америке. Американцы умеют превратить апокалипсис в восхитительное празднество.
Морин вышла из гостиной в спальню. На полу она заметила сломанную живую гвоздичку и опустилась на колени поднять цветок.
Патрик Бурк стоял в телефонной будке и смотрел на пустой вестибюль здания «Блэрни стоун» на Третьей авеню. На одном из зеркал, расположенного напротив бара, висел картонный трилистник – символ Ирландии, а с потолка будки свешивался пластиковый эльф.
Бурк набрал номер полицейского управления Нью-Йорка.
– Лэнгли?
Инспектор Филип Лэнгли, начальник оперативно-розыскного полицейского управления, не спеша, маленькими глотками пил в своем кабинете горячий кофе.
– Я получил твой рапорт на Фергюсона, – сказал он в трубку.
Лэнгли посмотрел в окно с тринадцатого этажа своего офиса на Бруклинский мост. Туман уже немного рассеялся, однако очертания моста были еще нечеткими.
– Весьма похоже. Пат. Мы заполучили несколько ниточек к разгадке этого дела, и картина уже имеет кое-какие очертания, но довольно-таки неблагоприятные. ФБР получило от своих информаторов из ИРА сведения, что среди бывших бойцов ИРА, обосновавшихся в Нью-Йорке и Бостоне, появились ирландские террористы. Они прощупывают их и вынюхивают возможности осуществить кое-какие свои замыслы.
Бурк нервно вытер шею носовым платком.
– Из слов старого сыщика я понял, что следы обнаружены, но куда ведут – неизвестно, – заметил он.
– Именно так, – отозвался Лэнгли. – Ничего конкретного насчет дня святого Патрика в Нью-Йорке…
– В жизни есть закон, который гласит: если предполагается самое худшее, что только может случиться, то оно непременно случится, да еще в самый худший момент. И день святого Патрика при данных обстоятельствах – это просто кошмар. Как и день взятия Бастилии, и празднование Марди Гра, и масленица – любой из этих праздников. Так что, если бы я был руководителем террористической ирландской группки и хотел наделать как можно больше шума в Америке, я выбрал бы именно Нью-Йорк, 17 марта.
– Понял. Что же ты намерен делать?
– Попытаюсь найти свои старые контакты. Пошатаюсь по барам, послушаю там патриотические разговоры, куплю выпивку, ублажу кое-кого.
– Будь осторожен.
Бурк повесил трубку, вышел из телефонной будки и направился к бару.
– Что будете пить? – спросил бармен пришедшего клиента.
– Виски «Кэтти Сарк», – заказал Бурк и бросил на стойку двадцатидолларовую бумажку. Он знал этого бармена, гигантского роста, с обыденным именем Майк.
Взяв стакан, сдачу Бурк оставил на стойке.
– Налей себе тоже.
Читать дальше