Брайен остался стоять в проходе, сбоку от нее, разглядывая тихую часовню. Она сильно отличалась от интерьера собора утонченным архитектурным стилем. Мраморные стены имели мягкий, приглушенный колорит, а узкие окна с синими витражами создавали приятный полумрак.
Флинн посмотрел на окно, расположенное справа от входа. Оттуда на него глядело лицо, очень напоминавшее Карла Маркса. В одной руке он держал красный флаг, а в другой – молот, обрушивающийся на крест на макушке церковного шпиля.
– Что же тебе сказать, – как-то безразлично произнес Флинн, – ты ведь знаешь, что если церковь запечатлит твой лик на оконном витраже, то ты становишься уже не дьяволом, а вроде как бы дьяволенком. Твой лик запечатлен на открытке, посланной божественной небесной почтой. Разыскивается за ересь. – Он показал пальцем на окно. – Смотри – Карл Маркс. Очень странно.
Она посмотрела на изображение и не смогла не съязвить:
– А тебе хотелось бы, чтобы это был Брайен Флинн, так ведь?
Флинн рассмеялся:
– Ты читаешь мои мысли, Морин. – Он повернулся и посмотрел на алтарь в углублении часовни. – Боже, сколько же деньжищ вбухали сюда!
– Лучше их тратить на вооружение – ты ведь это хочешь сказать?
Флинн посмотрел на нее:
– Не надо меня подковыривать, Морин!
– Извини, больше не буду.
– Правда, не будешь?
Она заколебалась, но потом подтвердила:
– Да, не буду.
Брайен улыбнулся. Он внимательно смотрел на статую девы Марии на алтаре и на полукруглое окно над ней.
– Первый луч света проникнет через это окно. Надеюсь, нас уже к тому времени на этом свете не будет.
Морин резко повернулась к нему:
– Ты не сожжешь эту церковь и не убьешь безоружных заложников. И перестань корчить из себя супермена, способного на все.
Брайен положил руку ей на плечо, но Морин сбросила ее. Тогда он сел рядом и сказал:
– Что-то не так, если создается впечатление, что я блефую.
– Я хорошо знаю тебя. Ты обдуришь любого.
– Но я не дурю и не блефую.
– И ты застрелишь меня? – вдруг спросила она.
– Да… И, конечно, сам застрелюсь после.
– Очень романтично, Брайен.
– Звучит чудовищно, правда?
– Если бы ты только послушал себя со стороны…
– Ладно, обойдемся без этого. Я хотел бы еще разок поговорить с тобой, но кругом такое творится… Сейчас у нас есть немного времени… Ты должна обещать мне, что не будешь пытаться снова бежать.
– Хорошо.
Он посмотрел на нее:
– Ты не понимаешь. В следующий раз тебя непременно убьют.
– Ну и что. Это лучше, чем быть застреленной в затылок тобой.
– Не впадай в меланхолию, Морин. Не думаю, что до этого дойдет.
– Но ты ведь не уверен полностью.
– Многое не зависит от меня.
– В таком случае ты не имеешь права рисковать моей жизнью и жизнями остальных, не так ли? И почему ты решил, что люди там, за стенами собора, будут благоразумными и что они беспокоятся за наши жизни больше тебя?
– У них нет выбора.
– Да, выбора у них нет, но есть ли благоразумие и сострадание? Ты веришь в гуманизм, как я погляжу. Если бы все люди поступали так же, мы бы с тобой здесь сейчас не сидели.
– Твои слова только подтверждают, что мы не поставили крест на своих отношениях четыре года назад. – Он посмотрел на окна невидящим взглядом, а затем опять обратился к ней: – Ты могла бы пойти со мной, если нам удастся выбраться отсюда?
Она внимательно посмотрела ему в глаза:
– Если тебе удастся уйти отсюда, то только в тюрьму или на кладбище. Нет, спасибо за приглашение.
– Черт бы тебя побрал! Я выберусь отсюда целым и свободным, как и вошел сюда. Так что подумай и ответь на мой вопрос.
– А что же станет с бедняжкой Меган? Ты же разобьешь ее любящее сердечко, Брайен?
– Прекрати! – Он больно сжал ее руку. – Я тоскую по тебе, Морин.
Она промолчала. Брайен продолжал:
– Я готов уйти из движения. – Он пристально посмотрел на нее. – Нет, правда. Как только все это закончится. Я многое понял.
– И что же ты понял?
– Понял, что для меня важнее всего. Послушай, ты ушла из движения, когда созрела, теперь я созрел и тоже уйду. Извини, что не был готов уйти раньше, вместе с тобой.
– Я не верю ни одному твоему слову, да и ты сам себе не веришь. Вспомни девиз: «Вступают раз, не выходят никогда». Войдя однажды в движение, из него невозможно выбраться. И все эти годы и ты, и другие бросали мне эти слова в упрек, а теперь я бросаю их тебе: «Вступают раз…»
– Не надо! – Флинн подошел ближе. – Теперь я тверд. Я выйду из движения. Что тебе мешает верить мне?
Читать дальше