Карло Лукарелли - Almost blue

Но зачем это ему? От чего он бежит? Наедине с собой, в позе эмбриона, погруженный в музыку, которая омывает его, как амниотическая жидкость, о чем он думает? Чего боится?

Поймай его, девочка моя.

Поймай его, девочка моя.

Площадь Верди в Болонье имеет прямоугольную форму, она расположена посредине улицы Дзамбони, университетской улицы. Если идти по ней, можно увидеть, как открытые галереи изгибаются, ненавязчиво клонятся влево, и наконец открывается площадь, пятикратно пронизанная улицами, прямыми, как лучи солнышка на детском рисунке, чистыми, просторными и тоже прикрытыми галереями. Под ними в Болонье немного прохладно, даже апрельским днем, потому что весеннее солнце не попадает туда; под ними всегда тень, а когда солнце заходит, становится совсем темно.

Поймай его.

Грация не любила галереи. Она прогуливалась взад и вперед, не спеша, среди лотков с уцененными книгами на углу площади, между зданием, где помещалась студенческая столовая, и спущенными шторами университетского кооператива. От навесов над лотками, белых, как шатры кочевников в Сахаре, отражалось яркое весеннее солнце, и Грация расстегнула куртку, спустила ее до талии, чтобы прикрыть пистолет, и завязала спереди рукава.

Поймай его, девочка моя.

Грация злорадно улыбнулась, изогнув нижнюю губу, покусывая ее, отгрызая кусочки кожи, потом с такой яростью швырнула на лоток книгу, которую якобы разглядывала, что продавец вытянул шею, пытаясь прочесть заглавие.

Этот город, сказал Матера, не похож на другие города. Сперва, когда они ехали в машине на поиски девушки, которая жила в одной квартире с убитой студенткой, он барабанил пальцами по стеклу и, склонив голову, показывал дорогу. Этот город, изрек он наконец, не такой, каким видится. Вы скажете – городишко, подумав о тех кварталах, что заключены в стенах; это и в самом деле большая деревня – но вы не знаете этого города, инспектор, просто не знаете его. Болоньей можно назвать огромное пространство от Пармы до столицы, отрезок региона, сплющенный вдоль виа Эмилия: люди здесь живут в Модене, работают в Болонье, а вечерами ездят танцевать в Римини. Это – мегаполис, который тянется на две тысячи квадратных километров и насчитывает два миллиона жителей; масляное пятно, расползшееся между морем и Апеннинами; здесь нет настоящего центра, только рассеянная периферия, носящая названия Феррара, Имола, Равенна, Ривьера.

Подруга убитой девушки жила в одном из поставленных на ремонт и стихийно занятых домов на улице Ладзаретто. Сара: двадцать три года, короткие волосы, мелированные розовым, одно ухо пронизано целым рядом тоненьких колечек, руки спрятаны в рукава рубашки в огромную клетку, так что едва видны кончики пальцев. Очень нервничает, ходит туда-сюда по квартирке, самой обычной квартирке недорогого доходного дома. Нет, она уже давно не живет с Ритой. Из-за денег: пока она изучала современную литературу, отец слал переводы из Неаполя, потом она оставила курс, и помощь накрылась. Четыре месяца назад: пока, Рита, я нашла место в брошенном доме на улице Прателло, там не надо платить; потом, когда муниципальные власти всех повыгоняли, она вместе с другими перебралась сюда, на улицу Ладзаретто. Но сначала нашла для Риты другую девушку, с которой можно было разделить квартиру.

Свет в апреле быстро меняется, когда солнце садится. Тени под галереями багровеют, ложатся пятнами, пятна эти мечутся по стенам, и если долго смотреть на них, не отрывая взгляда от самых дальних колонн, в глазах замелькают кровавые блестки. Когда солнце скрывается за крышами и свет тускнеет, проходя сквозь фильтр низких лиловых облаков, тени под галереями сначала становятся серыми, с металлическим синеватым отливом, а потом и вовсе синими, с оттенком хромированного железа, почти голубоватым. Площадь Верди тоже меняется быстро, как свет, и в четверть восьмого она уже совсем не та, что в семь.

Грация заметила это, проходя мимо университетской библиотеки. Сторож как раз запирал дверь, со скрипом поворачивая ключ в замочной скважине; он бросил на девушку злобный взгляд, потому что она замедлила шаг и поставила ногу на ступеньку, будто собиралась войти. На самом деле ей нужно было завязать шнурки на ботинках, и когда она подняла голову, то увидела, что под портиками, среди объявлений о концертах, наклеенных на стены одно поверх другого, среди надписей арабской вязью, покрывающих колонны, и рекламных листовок Копировальных центров, разбросанных по мостовой, не осталось ни одного студента, и даже наркоман, просивший милостыню у здания муниципалитета, сунул руки в карманы спортивной куртки и уселся на ступеньках, ведущих к театру.