Карло Лукарелли - Almost blue

Он был наказан со всей строгостью, и, поскольку больше такого не повторялось, я об этом эпизоде забыл.

Синий листок, прилепленный почти посредине страницы. Витторио.

Вот видишь, девочка моя? Он раздевается догола. Смотрит на себя в зеркало. Разрисовывает лицо кружками, как воины маори из книжек с картинками, и видит во сне игуан с Галапагосских островов.

Он скрывает лицо, надевает маску.

Зачем?

И слышит звуки. Какие?

Но ты все-таки поймай его. Поймай его, девочка моя. И найди того слепого.

Этой ночью она явилась ко мне во сне.

Явилась так, как являются ко мне все вещи, в виде плотных волн тепла, которые наплывают на лицо, тело и проскальзывают между пальцами. В виде запахов, которые обволакивают меня, теснятся вокруг. Может быть, в виде вкусов, среди которых я двигаюсь, которые могу ухватить, зажать в кулаке. Но более всего – в виде звуков: ее голубой голос медленно тает у меня в голове, как снежок на ладони. Но он не холодный, он – теплый. И сладкий на вкус. И ноздри щекочет запах железа и дыма, резкий, открытый и свежий; так пахнет иногда по утрам, если распахнуть большое окно.

Сон был долгий и нежный, он оставил тяжесть внутри, где-то между желудком и сердцем, и тяжесть эта не исчезла даже после того, как я окончательно проснулся.

Но на ее обращения я не отзывался.

Я несколько раз их слышал по радио, я знал, что они были в газетах, что их передавали по телевизору, потому что мать как-то раз поднялась ко мне и спросила, не обо мне ли шла речь в передаче «Прямой репортаж». Там обращались к незрячему, который звонил неделю тому назад. Пусть он как можно скорее свяжется с инспектором Негро. Как можно скорее. Убедительная просьба.

Я не связался.

Я ей не позвонил. Ведь за все те годы, пока я слушаю голоса города с помощью радиосканера и слышу, как люди обмениваются адресами, именами, номерами телефонов, я ни разу не вмешался и не вступил ни с кем в контакт. Ни разу. Да и зачем бы мне это делать? Что я скажу? Что мне ответят? Но в ту ночь все было по-другому. Она выдыхала слова с силой, с большим напором, и в то же время звуки дрожали у нее на губах так, будто она боялась их отпускать на волю. Я хотел ей помочь. Помочь вытолкнуть прочь эти звуки, выдуть их, как чистую ноту, круглую, насыщенную, звенящую в победном соло. Я хотел подмешать немного желтого и красного в ее голубой голос. Я хотел ей помочь.

Я ей не позвонил. Но знал, что рано или поздно она все равно меня найдет.

В самом деле, пришла моя мать:

– Симоне, ты у себя? Эти синьоры хотят поговорить с тобой…

Я встаю, ощупываю настольную лампу под абажуром: проверяю, выключена ли она. Потом опять иду к дивану, забираюсь туда с ногами, отворачиваюсь к стене. Однако на этот раз бесполезно притворяться спящим.

– Симоне? Боже, ну и темень… сейчас зажгу свет. Иногда горит целыми днями, а иногда наоборот… сами понимаете. Симоне… ты спишь?

Щелчок выключателя предупреждает меня о том, что теперь моя мансарда освещена. И в ней люди. Много людей. Мать с еле слышным шуршанием пересекает комнату, отодвигает вращающийся стул, который стоит у меня перед компьютером, и говорит:

– Располагайтесь, прошу вас. – А потом мне: – Ну же, Симоне, вставай.

Около двери стоит мужчина, он дышит тяжело, с присвистом, как заядлый курильщик. Рядом с ним – другой. Шмыгает носом, чем-то бренчит то так то этак; звук тусклый, приглушенный – скорее всего монеты в кармане.

Но где же она?

– Я – инспектор Негро, синьор Мартини. Со мной инспектор Матера и суперинтендант Саррина, итальянская полиция. Рады, что вы согласились с нами уви… встретиться.

Я ничего не говорю. Сажусь на диване, скрестив руки на груди. Скрипучие резиновые подошвы приближаются, стеная на половицах. Я слышу, как она размыкает губы, набирает в грудь воздуху, прежде чем заговорить, делает это с силой, с напором, будто хочет надуть этим воздухом слова и выпустить их как гроздь воздушных шаров. Ей неловко.

– Меня зовут Грация, мне двадцать шесть лет, я среднего роста, темноволосая, одета в куртку оливкового цвета и стою перед вами, синьор Мартини.

– И что?

Мать вскрикивает:

– Симоне!

– Я думала, вам хотелось бы знать, как я выгляжу… я заметила, что вы смотрите в другую сторону, и…

– Я, инспектор, не смотрю ни в какую сторону. Я не могу никуда смотреть.

– Симоне!

– Простите меня. Я думала, вам хотелось бы… скажем… воссоздать мой внешний облик.

Я улыбаюсь:

– Да? И каким же образом?

– Симоне!