Грация напрягла мускулы живота и разинула рот, стараясь не двигать шеей, но от кашля раздулась грудь, задрожало все тело. Грация высунула язык, когда веревка надавила сильнее, пресекая дыхание; попыталась вздохнуть, слишком торопливо, слишком судорожно, и – о боже мой, боже мой – носок выскользнул из пальцев, и веревка натянулась с сухим щелчком. Вытаращив от страха глаза, она забилась, словно в припадке, чтобы вновь дотянуться до ноги; освободившаяся рука хватала воздух, из разинутого рта вырывалось хриплое рычание, острые края зубов полосовали язык.
Когда пришел Витторио, она уже вся посинела, вены на висках раздулись, из глаз текли слезы, а изо рта, на подушку, – струйка смешанной с кровью слюны. Витторио подскочил к ней, схватил за лодыжки, стал лихорадочно искать стилет, чтобы перерезать веревку. Он даже освободил ей руки, потом попытался приподнять, но Грация оттолкнула его, скорчилась на койке, прижав колени к груди, притиснув к подушке разинутый рот, вся сотрясаемая спазмами.
Мне очень жаль, сказал Витторио. Я думал, ты будешь лежать спокойно.
Иди ты в задницу! – прошипела Грация. Она приложила руку ко рту: было больно, когда истерзанный язык касался зубов. Черта с два тебе жаль! – проговорила она сквозь расставленные пальцы: слова выходили смазанные, скругленные, будто она катала во рту леденец. Ты же все равно меня прикончишь!
Виттторио пожал плечами. Сунул стилет обратно в карман, взял ее за руку, поднял, вывел из фургона и снова заставил скакать в одних носках по мокрой гальке.
Запихнул ее в домишко и вынул «глок» из кобуры, висящей на поясе, ожидая непредвиденной реакции. Кто это? Что ты ему сделал?
На кресле-качалке перед камином сидел мужчина в желтом пуловере. Руки привязаны к подлокотникам, ноги – к полозьям, во рту – кляп. Глаза закрыты, на лбу, под коротко остриженными волосами, запеклась кровь. Кончики пальцев черные, будто обгоревшие. На столике рядом с креслом лежал пистолет Грации. Витторио взял его, проверил патронник.
Что ты собираешься делать? – спросила Грация.
Я собираюсь умереть.
Что ты собираешься делать? – повторила она, ничего не понимая. Витторио щелкнул затвором. Подошел к Грации, сунул ствол «глока» ей под ребра, с силой, чтобы причинить боль. Воспользовавшись ее смятением, вложил ей в руку «беретту», прижал ее пальцы к рукоятке. Навалился на нее сзади, стиснул левой рукой, правой приставляя «глок» к подбородку. Потом быстро, почти бегом, поволок вперед, туда, где сидел мужчина, привязанный к креслу. Придерживал ее на бегу, не дал упасть, когда мокрые носки заскользили по полу. Дуло «беретты» было направлено на лицо связанного.
Почему? – заорала Грация. Почему я? Почему?
Но она уже знала почему. Потому что, если выстрелит она, в эту историю поверят. Проведут тест, исследуют ее руки на содержание частиц пороха, убедятся, что стреляла на поражение она, и этот изуродованный мужчина превратится в Питбуля. Естественно, выстрелив, она тоже погибнет.
Грация начала понимать. Никакого нарциссизма, никакой мольбы о помощи: Витторио начал подписывать свои преступления, готовясь исчезнуть, когда придет момент. Чтобы убить себя, Питбуль для начала должен существовать. Зачем это ему, Грация не знала. Может, у него не было выбора, а может, он до сих пор остался десятилетним мальчиком, которого научили убивать, – Грация не знала, и это было не важно. Очень скоро она выстрелит в человека, а потом умрет.
Нет! – вскрикнула Грация, не собираясь сдаваться. Погоди! Погоди, погоди, погоди! Она уперлась ногами в пол, выгнула спину, но мокрая махровая ткань опять заскользила, и Грация покачнулась: подбородок ее уперся в ствол пистолета Витторио, а затылок прижался к его груди. Она заметила, что не только ее палец лежит на спусковом крючке «беретты»: Витторио просунул свой в металлическое кольцо, положил его сверху, начал давить. Грация, которой было никак не поднять голову, скосила на него глаза.
Нет! – закричала она. Нет! Нет!
Потом палец ее согнулся, поддаваясь силе.
Очередь, вырвавшаяся из «беретты», справа налево, до плеча, прошила грудь сидящего в кресле мужчины. Витторио прицелился сам и трижды выстрелил в лицо. Мужчина, выгибаясь, как парус под ветром, забился в агонии с такой силой, что оторвал один подлокотник, потом конвульсии прекратились, и он обмяк. Может быть, он кричал, но в грохоте выстрелов, которому, казалось, не будет конца, никто не расслышал крика.
Витторио разжал пальцы, и пистолет, выпав из руки Грации, опустился прямо ему в ладонь. Грация тоже опустилась на колено, судорожно всхлипывая, набирая воздуху, чтобы закричать, задыхаясь, будто от приступа астмы.
Читать дальше