Кэрол О'Коннелл - Присяжные обречены

Вытащив его тело в коридор, детектив вернулась разобраться с местом преступления: кое-что надо было изменить. Мэллори собиралась совершить то, что согласно ее внутренним законам полицейского, считалось предательством.

Она не могла удалить с места преступления украденный пистолет Рикера: Джек Коффи знал, кто его взял, он захочет увидеть его в списке предметов, найденных в гостиничном номере. Тогда Мэллори решила спрятать оружие в шкафу. Теперь стало менее очевидно, что самоубийство было второй альтернативой доктора Аполло. Затем одной рукой Мэллори вытерла лицо женщины, определенно любившей жизнь и оставившей неопровержимое доказательство этому – мокрое от слез лицо.

Мэллори стерла все следы слез.

Рикер никогда не узнает и не станет винить себя.

Когда приехала скорая, Мэллори стояла на коленях возле Рикера, поддерживая его голову, обнимая.

– Все отлично, все просто замечательно, – говорила она, врала ему прямо в глаза.

– Проводы усопшего кота, – отец Рикера покачал головой, озадаченный тем, что его пригласили по такому нелепому поводу. Старик был первым гостем. Настоящие друзья Гама придут позже поглядеть на останки, может быть, смачно плюнуть и удостовериться, что это исчадье ада навсегда ушло из их жизни. Миссис Ортега, будучи неисправимым скептиком, предпочла бы увидеть тело, но урна с прахом – тоже неплохо.

– За великого задиру! – Рикер поднял банку с пивом.

С тех пор, как умерла Джо, кот постепенно угасал, день за днем, месяц за месяцем. Старость и печаль взяли свое, но Гам все-таки дал последний бой, отличный бой, по мнению Рикера. На каминной полке стояла урна с его прахом, а у Рикера на коже все еще оставались глубокие царапины – следы последнего нападения кота. Рикер сам виноват, хотел приласкать умирающее животное у себя на груди, но эту часть истории ни к чему знать остальным.

Отца Рикер пригласил по другому поводу. Оставалось уточнить одну деталь, которая мучила его с тех пор, как не стало Джо. Без лишних вопросов его старик занялся организацией похорон, за что Рикер был ему глубоко признателен. Если бы он сам занялся этим, результат оказался бы весьма плачевным – пара-тройка соболезнующих в заднем ряду крошечной церкви. Отец же, припомнив все одолжения, которые делал людям, пригласил целую толпу полицейских на отпевание в собор. Об этом знаменательном событии писали на первой полосе «Нью-Йорк Таймс». Как же влиятелен был старик! Даже высший комсостав явился на похороны в парадной синей форме, чтобы отдать долг уважения неизвестной даме.

Рикеру было трудно задать мучивший его вопрос, ведь отец и сын так редко разговаривали. И, тем не менее, это надо было сделать. Откуда он мог знать, как много эта женщина значила для Рикера. Откуда? Ведь он не успел поведать о том даже самой Джо.

Ответ отца был, как всегда, лаконичен:

– Я прочел твой рапорт и полицейский отчет. Там все сказано. – Старик сердито посмотрел на сына. Зачем тратить время на пустые слова? Уж его собственный сын, как никто другой, должен знать, что словоблудие не в его характере. Все это было написано у старика на лице. Лишних слов он не тратил.

– Этого недостаточно, отец, – Рикер допил пиво и смял банку в кулаке, чтобы старик понял, что он не шутит. – Почему ты сделал все это для женщины, которую ни разу не встречал?

– Я же сказал. Все это было в отчетах, в ее отпечатках. Когда она оглушила тебя бутылкой… в общем… эта женщина сделала… – Отец замолчал, не привыкший так много говорить. Он посмотрел на сына, но на лице Рикера была написана лишь мрачная решимость. «Должно быть что-то еще», – упрямо твердил его взгляд. Тогда, сжав губы, – признак того, что приходится слишком много говорить, – отец уступил.

– Ты бросился к ней в ту ночь без оружия. Ты любил ее, – старик склонил голову набок, словно спрашивая, понимает ли сын связь между этими двумя вещами, понимает ли, как детектив? – Она умерла ради тебя, – сказал отец. Его глаза говорили: я как твой отец в неоплатном долгу перед Джоанной Аполло.

Поднявшись со стула, отец протянул костлявую руку и на несколько секунд задержал ее у Рикера на плече. Это был самый нежный жест отца. Через секунду он уже направлялся к двери, прочь с нелепых проводов дохлого кота – это Рикер понял по тому, как отец шел к двери, покачивая головой. Взявшись за ручку, старик снова заговорил, и это была одна из самых длинных его речей:

– В день похорон ты спросил меня о надгробии для Джоанны. Так вот, его наконец установили. Я ездил туда сегодня утром, чтобы проверить работу. В день смерти Джоанна дала своему адвокату указания по поводу могильной плиты. Все сделано так, как она хотела, – и он быстро исчез за дверью, не дожидаясь эмоциональных проявлений со стороны сына, будь то даже простое «спасибо».