Чарльз Маклин - Домой до темноты

Джелли напряженно вслушивалась. Клейкая лента, обмотанная вокруг головы, залепила уши. Будто шум моря в ракушке. Казалось, за мерным шумом слышится плеск воды.

Машина стояла наклонно. Видимо, поэтому Джелли все время казалось, что она падает. Значит, припарковались на косогоре.

Я продвигался медленно, по шагу, но даже не старался не шуметь. Если они здесь, Страж наверняка услышал шум мотора и заметил фары. Я не спускал глаз с двери в комнату служанки на верхней площадке, жалея, что у меня нет пистолета или хоть какого-нибудь оружия.

Я все еще сомневался в правильности своего решения. Когда пару минут назад мы подъехали к «Ла-Рошели», перед домом не было ни одной машины. Все окна светились, что немного приободрило, но вокруг не было ни души. Через кухню я сразу прошел к черному ходу и, остановившись у лестницы, прислушался.

Дверь в комнату Хесуситы была заперта. Тяжелым огнетушителем, который стоял на площадке, я ударил по ручке, а потом им же саданул в дверь. Взгляд мой обежал смятую постель, стул и обрывок веревки, примотанный к ножкам. Они здесь были, но ушли. В ванной горел свет. Дверь была приоткрыта, на пороге блестела лужица воды. Плечом я распахнул дверь шире.

Ничего необычного. Мокрый пол, словно кто-то недавно принимал душ. Под раковиной кучка влажных полотенец и промокший коврик. В ванне, из которой не выдернули затычку, на дюйм мыльной воды. Я ее потрогал — холодная.

Выключив свет, я вернулся в комнату и бросил огнетушитель на кровать. Надо разобраться: зачем Страж прислал видеосообщение, а потом увел Джелли и запер пустую комнату? К чему такие хлопоты? Не иначе, чтобы меня задержать. Но ведь он хочет, чтобы я их нашел? Меня бы не позвали в «Ла-Рошель», если бы план не строился на моем присутствии.

И вот тут я понял, как все должно сработать. Если Кира права насчет мотивов Стража — безумного упорства в том, что я убил его родителей, — то сбитые простыни и стул с веревкой становятся уликами против меня — следом, который я оставил, готовя новое убийство. Ведь теперь повсюду мои отпечатки.

Все подстроено. Я вспомнил квелый испуганный взгляд Джелли, и меня обуяла злость, что какой-то гад заставляет ее страдать, желая отомстить мне. Ведь Страж хочет уничтожить меня. Я закрыл глаза и увидел его мать: вымокшая до нитки, она распростерлась на полу грузового контейнера, из уголка ее рта струйкой сбегает кровь. Если бы не та единственная зло-436 йотой до тетноты счастная ночь с Джун Ситон, ничего бы этого не случилось.

Прошлое меня настигло и карало, несоразмерно всем моим грехам. Какая насмешка: стремление поквитаться с убийцей Софи настолько меня ослепило, что я привел в действие череду страшных событий. И я же был виновен в смерти дочери.

Если так, если даже отчасти так, это невыносимо.

Но сейчас об этом надо забыть. Нет времени раскаиваться в том, чего не изменишь. Я думал о Джелли и своей любви к ней — любви, которая подвергла ее опасности и вот-вот станет причиной ее смерти, если только я не найду ее, прежде чем Страж исполнит свои безумные угрозы.

Все решат, что ее убил ты… И знаешь, будут правы.

Вообще-то ему не нужна моя помощь в том, чтобы представить Джелли моей жертвой. Было страшно, что Страж решит обойтись без меня, и я не сумею помешать повторению кошмара.

Понадобилась всего минута, чтобы осмотреть другие комнаты и понять, что в доме их нет. С Алисой, слава богу, ничего не случилось — обложенная подушками, старуха крепко спала. В гараже не было ни «субару», ни древнего «бьюика». Страж мог взять любую машину, но что-то мне подсказывало: усадьбу он не покинул.

Здесь было не так много мест, куда он мог увести девушку. Со столика на веранде я схватил фонарь и уступчатой садовой дорожкой побежал к пруду. Без ключа от калитки я смог лишь сквозь сетчатую изгородь обшарить лучом раздевалку и сарайчик. Ничто не шевелилось, кроме скользящих теней. Обнесенный оградкой пруд пересох и зарос осокой. В памяти всплыл давнишний жаркий август, когда я учил Софи нырять и плавать под водой. Теперь здесь все осиротело.

Я выключил фонарь и прислушался. Вдалеке ревела автострада, а рядом лишь плескался Гудзон, между деревьев посверкивавший изменчивым серебристо-черным узором. Предчувствие чего-то неизбежного повело меня к реке.

Я пробирался тропинкой вдоль берега, водил фонарем и окликал Джелену, боясь, что уже слишком поздно. Страж наслаждается подобными играми — подбросить надежду, что она еще жива, хотя самое страшное уже свершилось. Тогда он чувствует, что полностью владеет ситуацией. Может, позвонить в полицию? Он остерегал против этого, но какая теперь разница?