Александр Розов - Химера

— А что если бы руководство «Нефер» настаивало на соблюдении контракта? Они ведь имели на это полное право, не так ли?

— Имели на это право? — переспросила она, — Что вы, Норман. Контракт — контрактом, но есть вещи, которые в жизни просто неуместны. Я рада, что они сами это поняли.

— Сами, — повторил полковник, — А имя Камал Самир вам что-то говорит?

— Да, это владелец той самой компании.

Полковник кивнул и положил на столик фотографию, на которой было разбитое такси, стоящее поперек шоссе D47, и голова Камала на асфальте.

— Взгляните на этот снимок.

Седна равнодушно пожала плечами:

— Ну, что я могу сказать? Так он выглядит еще забавнее, чем целиком.

— Гм. Последний раз на моей памяти такое зрелище назвал забавным один парень в Заире. Он заправски орудовал отточенной саперной лопаткой, и отрезание голов было его хобби.

— Саперной лопаткой? — переспросила Седна, — Не могу сказать того же самого о себе. Я вижу, Норман, у вас на языке крутится вопрос: не я ли отрезала голову этому типу? Если бы даже вы это спросили, и если бы я даже ответила утвердительно — что с того? Связать ту черную кошку со мной можно, разве что, через закон о колдовстве, но он во Франции отменен лет двести с лишним назад.

— Откуда вы знаете про черную кошку?

— Телевизор. История таксиста уже попала в top-list свежих парижских ужасов.

Появился официант и поставил на стол три чашечки и два блюдца с безукоризненно-ровными квадратиками яблочного пирога.

Элис тронула Нормана за плечо.

— У тебя есть фото из Люксембургского сада? Я имею в виду, какая-нибудь спина крупным планом.

— Конечно, — ответил он, и положил на стол снимок одного из трупов.

— Эту тушку я тоже видела в новостях, — сообщила Седна, — репортеры почему-то сочли ее интересной а, по-моему, ничего особенного.

— Видите ли в чем дело, — нерешительно пояснила Элис, — на спине одного живого человека я видела шрамы очень похожей формы и размера. Совсем свежие.

— О, ну конечно! Милый Робер! Знаете, я бываю немного несдержанна в любовных играх. Но это ведь не преступление, правда? А он теперь может хвастаться перед друзьями тем, что привел женщину в такой экстаз. Мужчины этим гордятся. Я права, Норман?

Полковник почесал в затылке.

— В общем, есть такое дело. Но происшествие в Люксембургском саду уже не относится к любовным играм… Знаете, Седна, что меня беспокоит?

— Что, Норман?

— Возможное продолжение, — сказал он, — Допустим, в Париж заявится Дауд Самир, брат Камала, или еще какой-нибудь родственник, который унаследует его фирму вместе с этой проблемой. Мне не хотелось бы иметь постоянный раздел в этом, как вы выразились, топ-листе свежих парижских ужасов.

Седна презрительно фыркнула.

— Не стоит беспокойства. Я уверена, что эта семья просто продаст свой парижский бизнес.

— Уверены? — переспросил он.

— Да. Они довольно серьезно относятся ко всякой мистике. К разнообразным приметам, странным совпадениям, необычным снам… Если вы понимаете, о чем я.

— Наверное, понимаю. Тогда неприятность с Камалом можно считать несчастным случаем. К сожалению, с событиями в Люксембургском саду так не получится.

— Да ладно, Норман. Вы-то не суеверны и вам ли не знать, что у любых, самых странных событий, рано или поздно найдется рациональное объяснение.

— Проверим на примере? — предложил полковник.

— На каком? — спросила она.

— Ваш интерес к химере, — сказал он, и пояснил, — не химерам вообще, а одной конкретной химере, с которой связано несколько специфических мифов. Как рационально объяснить этот интерес у вас лично.

— Видите ли, Норман, я эксперт по древнему искусству и мифологии. Чтобы рационально объяснить мои мотивы, надо хотя бы в общих чертах знать то, что знаю я. Существо, о котором вы говорите, это не просто каменное изваяние, и не просто персонаж нескольких легенд. Это принцип катастрофизма, без которого не может развиваться мир.

Полковник побарабанил пальцами по столу:

— Мне как-то не по душе этот принцип. Сразу же возникают ассоциации с моей работой… С ее наиболее неприятными аспектами.

Седна улыбнулась:

— Ну, что вы, Норман. Принцип катастрофизма имеет мало отношения к событиям вроде 9/11 в Нью-Йорке или выходкам террориста Карлоса здесь, в Париже, в конце прошлого века. Другое дело — Великая Французская Революция. Или информационная революция, из-за которой мир выглядит таким, каким вы его видите сейчас. Это типичные отражения принципа катастрофизма в обществе. Без него жизнь была бы скучной и наперед заданной от начала и до конца. Одно и то же повторялось бы из поколения в поколение. К счастью для людей, существует неустранимая неопределенность, которая время от времени меняет состояние мира. Старое разрушается, освобождая место новому. Разрушается, конечно, не само собой, а под влиянием некоторой силы.