Бентли Литтл: Письма, несущие смерть

Я прошел по коридору и открыл дверь в дальнем конце.

И увидел ЕГО.

Верховного Писателя Писем.

Огромный, как я и предполагал. Раза в два выше обычного человека и необычайно худой, не тощий, но жилистый, со множеством рук, как у одного из индуистских богов. Одетый в жилет из отрезанных языков. Я вспомнил Писателей Писем в том адском секретариате, мировых лидеров с отрезанными языками, строчащих письмо за письмом.

Штаны, или юбка, или черт знает что, прикрывавшее нижнюю половину его тела, было сшито из отрубленных человеческих рук, рук, которыми, как я предположил, когда-то писали или печатали его поверженные враги. Он был похож на хорошо сохранившуюся, освобожденную от бинтов мумию. И еще я увидел раздвоенные копыта.

Но самое жуткое — его морда. Если мне суждено выжить, именно она будет преследовать меня в моих кошмарах. Из-под копны черных, как у тряпичной куклы, волос сверкали дикие, безумные глаза, один — широко раскрытый и огромный, второй — подозрительно прищуренный. Как будто умственно отсталый ребенок собрал Мистера Картофельную Голову из частей, украденных с колдовской кухни. Безносый, с огромной пастью, застывшей в широкой ухмылке, с торчащими из челюстей длинными острыми предметами, которые я не сразу сумел опознать…

Перья!

Вместо зубов у него были перья для письма.

Я не знал, что он такое или как был сделан, был ли он вечным или созданным, как чудовище Франкенштейна, или каким-то образом восстал из коллективного подсознания многих поколений Писателей Писем. Не Бог создал человека , утверждали многие философы; человек создал Бога . Возможно, мы создали его.

Однако, откуда бы он ни взялся, он был реальным, он находился передо мной, и мне некуда было деваться: я должен был с ним схлестнуться прямо сейчас.

Просторное помещение одновременно походило и на тронный зал, и на кабинет, и… черт знает на что. Единственный предмет обстановки — огромное каменное кресло с изысканной резьбой на небольшом возвышении. В кресле сидел он и смотрел прямо на меня. По обе стороны от него громоздились бумаги, канцелярские принадлежности и конверты. Пол завален грудами газет и журналов, словно разодранных зверем-великаном. На полках, вдоль всего помещения стояли сотни телевизоров и радиоприемников, принимавших программы со всех концов света и орущих на полную громкость на самых разных языках.

Я не знал, что говорить, что делать, не представлял, смогу ли перекричать эту какофонию. Я мысленно отрепетировал множество заявлений, но позабыл обо всем, столкнувшись с этим неописуемым ужасом.

Верховный словно прочитал мои мысли и сделал первый ход. Не сводя с меня безумного огромного глаза и подозрительно прищуренного и в то же время будто зыркающего по сторонам второго, он выхватил из кучи разлинованный лист бумаги, на котором, словно по волшебству, появился текст. Многочисленные руки задвигались, задергались, сложили лист, вложили его в конверт, наклеили марку и бросили в мою сторону. Конверт приземлился прямо на мои раскрытые ладони, и почти в то же мгновение на него плюхнулась стопочка бумаги, коробка конвертов и упаковка шариковых ручек.

Мы не будем разговаривать, понял я. Мы будем переписываться.

Наилучший способ общения для нас обоих.

Я сжал коленями бумагу, конверты и ручки и собрался было раскрыть брошенное им письмо… но замер, вспомнив странные вихри символов, заманившие меня сюда. Ну уж нет. Я даже не взгляну на его писанину. Невозможно представить, что может со мной случиться, если его каракули снова загипнотизируют меня. Несмотря на свой страх, я встретился с ним взглядом и отрицательно покачал головой. Я выпустил конверт; он упал на пол и исчез среди разодранных газет.

Шум, похожий на шипение кошки, но такой громкий, что заглушил все теле- и радиоприемники, вырвался из его утыканной перьями пасти. Пол подо мной заурчал, словно огромный желудок. Стены осиного гнезда содрогнулись, зашелестели. Взгляд жутких глаз сосредоточился на мне. Я содрогнулся от его ярости, решил, что он разделается со мной одним ударом.

Он не убил меня.

Нет, он просто схватил еще один лист бумаги. Сотворил еще одно послание, сложил, запечатал и бросил мне.

Я попятился и разжал колени. Его письмо упало на пол вместе со всеми канцелярскими принадлежностями, что он выделил мне.

Ну, теперь мне точно конец.

Да ведь я испытываю его! — понял я. И вместе с этим осознал, что не умру. Он не убьет меня.