Сергей Сергеев - Миллионер

– Но позвольте! Отказ от экономического эгоизма означает, что устраняются барьеры в перемещении товаров и капиталов. А нам нужно, наоборот, защитить отечественных производителей. Инфляцию нагоняют зарубежные товары. Получается, что борьба с экономическим эгоизмом России сейчас невыгодна. Американцы будут этому, конечно, аплодировать, но свой рынок точно не откроют.

– Николай Семенович, – неожиданно совершенно другим, собранным и отчетливым голосом отозвался Промыслов. – Знаешь, в чем твоя основная беда? Профессорский недостаток, я бы сказал. Ты любишь любую мысль доводить до логического конца. А мысль бесконечна. Это процесс.

– Движение – все, конечная цель – ничто.

– Опять не понял! Нам интересна именно цель, а мысль будет меняться много раз, чтобы добиться этой самой цели. А иначе это не мысль, а колебание воздуха и духовная мастурбация.

Крюков сам не заметил, как согрелся за беседой. Непринужденный обмен мнениями на первый взгляд расслаблял. Но это было обманчивое, чисто внешнее впечатление. Разговор был внутренне напряженным. Промыслов взвешивал каждое слово. Он, как опытный боксер, изучал реакцию спарринг-партнера, прежде чем перейти к активным действиям.

Крюков тоже был опытным бойцом и понял, что сейчас произойдет самое главное.

Он не ошибся.

– Я очень дорожу нашим проектом, – спокойно и очень отчетливо сказал Промыслов. – Если все правильно рассчитать, то выйдем совершенно на другой уровень, по крайней мере в этой конкретной сфере бизнеса.

– Поэтому мы и договорились, – как тень отца Гамлета, отозвался из темноты Крюков.

– Правильно посчитать, – задумчиво повторил Промыслов.

«Что он имеет в виду? Посчитать можно по-разному. Это и стратегия развития, и условия объединения, да вообще все на свете. Пусть сам скажет».

– Николай Семенович, ты не обижайся, – решил не тянуть время и не испытывать терпение собеседника Промыслов, – но в новых условиях стоимость акций «Интер-Полюса» выглядит явно переоцененной. Я понимаю, что это не очень красиво с точки зрения корпоративной этики – мы вроде обо всем договорились, – но мне не до красоты. Ситуация сложная, нужно все очень внимательно взвесить и еще раз посчитать.

– Посчитать-посчитать! Что ты конкретно предлагаешь?

– Я готов объединить компании, но обмен акциями будет в другой пропорции. Стоимость акций «Интер-Полюса» считаю необходимым пересчитать с дисконтом на сорок процентов.

– Почти в полтора раза!

– Николай Семенович, пойми, если ты будешь медлить, то акции вообще ничего не будут стоить.

«Да, он действительно в курсе наших проблем, но мне от этого не легче», – подумал Крюков.

– Я не требую ответа немедленно, но еще раз прошу учесть, что промедление смерти подобно, – добавил Промыслов. – Пойдем ужинать.

– Спасибо, аппетита нет!

В школьные годы Петр Троянов жил в коммунальной квартире, выходившей окнами в темный внутренний двор. Дом располагался на пересечении Поварской улицы и Нового Арбата – напротив белокаменной церкви Преподобного Симеона Столпника. В его памяти остались рваные одеяла на продавленной кровати, больной отец на соседнем диване, зловонный коридор и вечно пьяные соседи. Отец Троянова был весьма любвеобилен, и Петр родился от его седьмой по счету жены. Мать вскоре умерла от рака, а папаша превратился в развалину. Петр всегда помнил его тяжело кашляющим семидесятилетним старцем, скорее подходящим на роль деда или прадеда. Впрочем, они жили дружно и никогда не ругались. В отличие от соседей-алкашей отец никогда не пил. Он просто болел и медленно умирал. Вместе с жильцами умирали и обветшалые коммуналки. Со временем все жилые помещения были выкуплены и превращены в офисы.

Однако этого времени Троянов не застал. После окончания школы он успешно сдал экзамены и поступил в Станкоинструментальный институт, но вскоре был отчислен за ссору с преподавателем. Петр не терпел грубости и унижения собственного достоинства. Он хотел тут же избить беспонтового препода, допустившего в его адрес издевательские, как ему показалось, замечания, но каким-то чудом сдержался. Вообще он легко пускал в ход свои могучие кулаки и бил всегда беспощадно, на поражение. Это не мешало ему оставаться добрым, отзывчивым и даже наивным в отношениях с близкими. Более того, он относился к той редкой категории людей, которые не задумываясь отдали бы последнюю рубашку и никогда не бросили бы друга в беде.