Роберт Уилсон: Тайные убийцы

Разбор разведоперации продолжался четыре дня. Фалькон вздохнул с облегчением, когда в британских полноприводных машинах были обнаружены четыре взрывных устройства. Каждое устройство было маленьким инженерным чудом: алюминиевая оболочка каждой бомбы идеально вписывалась в конструкцию каждого автомобиля, словно была его неотъемлемой частью. Фалькону невольно подумалось, что эти бомбы напоминают сам терроризм, с его идеальной вписанностью в общество и неразличимостью зловещих деталей. Он испытал облегчение, узнав, что бомбы существовали на самом деле. Они не были плодом воображения Фалькона или разведывательного мира. В сердцевине устройств, вопреки опасениям британцев, не оказалось «грязных» элементов.

С тех пор как Фалькон вернулся из Мадрида, он вместе с судьей дель Реем работал над тем, чтобы довести до суда дело Риверо, Карденаса и Зарриаса, хотя после инсульта Риверо не мог говорить и дело было, по сути, направлено против двух последних. В подготовке к процессу тоже было что-то нереальное. Дель Рей решил первым делом предъявить этим двоим обвинение в убийстве Татеба Хассани, потому что хотел двигаться шаг за шагом, доказывая их участие в более масштабном заговоре. Широкая общественность знала о Хассани только то, что он написал чудовищные инструкции, которые были прикреплены к планам школ и биологического факультета. Каким-то образом, из-за своего рода коллективной слепоты, эти инструкции в сознании людей отделились от заговора и того ложного впечатления, которое хотели создать заговорщики. В результате многие слои населения начали считать Карденаса и Зарриаса народными героями.

Якоб вышел на связь, вернувшись из Парижа. Высшее руководство ГИКМ не давало ему никаких указаний. Он думал, что его подозревают, и потому не делал никаких попыток установить контакт с СНИ. Он бродил в людных местах, боясь оставаться в номере, где в любую минуту могли постучать в дверь: он бы не решился открыть. Он вернулся в Рабат. Он посещал собрания группы в доме в медине. О проваленной операции никто не говорил ни слова.

Дело Кальдерона должны были слушать в сентябре. Старший инспектор Луис Зоррита и судебный следователь Хуан Ромеро были убеждены в его вине. Доказательства были неопровержимы. Фалькон больше не виделся с Кальдероном, но слышал, что тот смирился со своей участью — провести пятнадцать лет в тюрьме за убийство жены.

Фалькон беспокоился о Мануэле. Он думал, что пустота, возникшая после ухода Анхела, сделает ее одинокой и подавленной, но он недооценил сестру. Когда схлынули ужас, ярость и отчаяние, вызванные его преступлением, она испытала новый прилив жизненных сил. Сказались уроки позитивной энергии, некогда преподанные ей Анхелом. Она не продала виллу в Пуэрто-де-Санта-Мария; к ней вновь обратился ее немецкий покупатель, а для другой своей недвижимости в Севилье она нашла покупателя-шведа. Кроме того, она не испытывала недостатка в приглашениях на ужин. Людям хотелось знать все о ее жизни с Анхелом Зарриасом.

В дни после взрыва произошли и другие перемены к лучшему. Сидя в прошлое воскресенье на скамейке в парке Марии-Луизы, в тени деревьев, Фалькон вдруг обратил внимание на одну семью. Мужчина толкал перед собой инвалидную коляску с маленькой девочкой и разговаривал с небольшого роста блондинкой в бирюзовой блузке и белой юбке. Лишь когда их нагнали двое детей, Фалькон понял, что это — отпрыски Кристины Ферреры, которая обняла своего сына, между тем как ее дочь, нагнувшись, помогала мужчине катить коляску. Только тогда Фалькон осознал, что перед ним Фернандо Аланис.

Фалькон явился в Каса-Рикардо слишком рано. Он допил пиво и попросил проходящего официанта принести охлажденной мансанильи. Тот вскоре вернулся с бутылкой «Ла-Гуиты» и меню. Сухое шерри затуманило бокал, стекая внутрь. Он стал обмахиваться меню. Сейчас он был не за тем столиком, за которым сидел четыре года назад. Сегодня от его столика отлично была видна дверь, которая привлекала к себе его внимание всякий раз, как кто-нибудь входил. Он не мог побороть подросткового нетерпения, нараставшего внутри. В такие минуты его ум начинал играть с ним шутки и он вспоминал о другой вещи, которая вызывала у него нетерпение: о том, как он пообещал жителям Севильи найти главных виновников взрыва. Он снова и снова видел перед собой свое изображение на экране телевизора в галисийском баре и слышал саркастический комментарий Хуана. Что это было — безумный поступок или, как сказал Хуан, просто дань сентиментальности? Нет, это было друroe, он уверен. У него есть определенные идеи. И он знает, где ему искать, когда у него будет время.