Кристофер Фаулер - Темный аншлаг

– Сожалею о вашем бедном напарнике. – Бофорт наклонил лист таким образом, чтобы можно было его прочесть. – Старина Артур был большой оригинал.

– Это точно, – согласился Мэй.

– Кстати, как вам это заведение? – поинтересовался Бофорт, когда официант с подносом в руках наткнулся на прозрачную колонну.

– Слишком уж оно… застекленное, – дипломатично ответил Мэй.

– Стекло – новый вид стали, – объяснил Бофорт. – По нему все с ума сходят, это так в стиле семидесятых. Я уже счет потерял, сколько несчастных случаев здесь произошло. Лестница тоже стеклянная. Сегодня одна официантка кубарем слетела вниз. Расколола ступеньку и выбила себе передний зуб. Заперлась в сортире и ревет. Можете посмотреть на нее, если хотите. Туалеты тоже прозрачные. Хозяин жаловался, что они похожи на павильон кривых зеркал, а я ему говорю: «Так это и есть павильон чертовых зеркал, как вы и хотели». Идиот.

– Но вам же этот стиль близок, раз это ваш проект, – недоуменно произнес Мэй.

– Нет, приятель, это всего-навсего заказ. Секрет проекта заключается в том, чтобы по-новому представить то, что было популярно тридцать лет назад. Все хотят окружить себя тем, что напоминает им о детстве. Я лишь воскрешаю это в современных материалах.

– Значит, это не ваш стиль?

– Что, новобританский? Да пошел он к черту! Я живу в Ислингтоне, в доме в георгианском стиле без всяких заморочек, с чудными, удобными диванами. Не собираюсь разбивать себе ноги о хромированный кофейный столик в форме идиотской ракеты. У меня трое детей. Не хочу, чтобы они вечно бегали в синяках и ссадинах. То же самое с одеждой. Дома я так не одеваюсь, ношу джемпера. А это – для клиентов.

На Бофорте были спортивные штаны и футболка с надписью «уебан».

– Как у тех певцов, что надрывают глотку о бунте тинейджеров только для того, чтобы прикупить себе домик в Хэмпстеде. Кстати, все это неверно. – Он перевернул страницу и ткнул пальцем. – Видите стрелочки по краям? Размеры указаны в футах и дюймах, слева направо. Из этого следуют две вещи. Дометрическая система мер, послевоенная. Вот штамп лондонского муниципалитета, видите? Это не план этажа, тогда ведь центральный коридор не отмеряли бы от одной левой начальной точки, а дали бы стрелочками ширину, и все.

– О чем вы говорите? Что это значит?

– Измерение глубины от нулевой отметки и вниз. Вот почему тут штриховка – чтобы указать полукруглые стены. Это не коридор, а шахта.

– А что означают пунктиры внизу? – Мэй указал на нижнюю часть чертежа.

Кто-то у них за спиной вскрикнул, и раздался звон стекла.

– Эти символы обозначают воду. Похоже на скважину.

– А канал в стороне?

– Сливное отверстие. Это артезианский колодец; вода поднимается естественным путем. Если идет проливной дождь, излишек воды утекает через боковой проток и не дает колодцу переполниться.

– А куда выходит труба водослива?

– О, наверное, куда-нибудь наружу, на улицу.

– Я должен узнать ее размеры, – сказал Мэй. – В нее может пролезть человек?

– Смотрите, основной размер шахты по горизонтали шесть футов, значит, можно посчитать боковую сторону. Она составляет четыре фута, что, бесспорно, достаточно для рослого мужчины. В Викторианскую эпоху любили подобные штуковины. Строили большущие каналы и запихивали туда детей с вениками и совками. Они были великими проектировщиками, но не думали о беднягах, которым придется потом жить в их зданиях.

За их спиной официантка сморщилась от боли, вытирая кровь с рассеченной брови салфеткой.

– Не то что в наше время, – согласился Мэй.

Когда он зашагал к станции метро «Олд-стрит», начался дождь. Район выглядел совершенно таким же заброшенным, как после войны. Как это возможно? Мэй подумал о том, каким мог бы стать облик теперешнего Лондона, о нереализованных планах, о несбывшихся мечтах. Когда-то в центре Темзы намеревались соорудить дамбу, возвести над Истон-роуд громадную триумфальную арку из портлендского камня, построить на Примроуз-Хилл огромное национальное кладбище, установить в Кенсингтоне великолепные въездные ворота в стиле Пиранези. Готические башни, пирамиды склепов, подвесные железные дороги – ничему из этого так и не суждено претвориться в жизнь. Грандиозные социальные программы лопнули в угоду личным интересам. Как все вокруг могло быть красиво, с грустью подумал он.

Мэй стащил с плеча рюкзак, вытащил сотовый и позвонил Лонгбрайт домой.

– Ты говорила, никого из «Паласа» не осталось в живых, – сказал он ей, – но ты ошибаешься. Поверь, я понимаю, как это звучит, но, полагаю, наш убийца все еще ходит где-то поблизости. Артур понял по чертежу, как все было. Возможный путь к отступлению.