Питер Джеймс - Прыжок над пропастью

Держась как можно дальше от постели Росса – насколько позволяло тесное пространство палаты, – Вера напряженно наблюдала за ним. Хорошо, что она здесь не одна, хорошо, что в палате постоянно дежурит медсестра. Вера боялась, что Росс, несмотря на свое состояние, все равно как-нибудь исхитрится добраться до нее. Ей казалось, что он догадывается о ее присутствии и отчаянно хочет с ней поговорить.

Тяжелее всего было выносить постоянные вопросы Алека об отце, но в последнее время мальчик все реже спрашивает о нем. С самого начала она решила придерживаться правды – насколько это возможно. Она рассказала сыну, что папа серьезно поранился и ему придется долго лечиться в больнице. Он не хочет, чтобы Алек навещал его, пока ему не станет лучше. Алек неплохо ладил с Оливером, но бывали времена, когда личико сынишки омрачала грусть; мальчик замыкался и думал о чем-то своем.

Вдруг Росс резко и отчетливо заговорил – так отчетливо, словно не было последних двух лет и они снова вместе, в поместье «Литл-Скейнз», сидят в библиотеке, в гостиной или в кухне и разговаривают.

– Как Алек?

Вера воззрилась на медсестру – проверить, слышала ли та вопрос, или ей это только показалось, но медсестра тоже все слышала.

– Хорошо, – дрожащим голосом ответила Вера.

Росс не ответил, только прерывисто дышал.

Вера выждала целую минуту, а может, и дольше, а потом – она ничего не могла с собой поделать – заплакала.

– Мы только что отметили его восьмой день рождения, – со слезами в голосе сказала она. – Устроили «пляшущий замок», пригласили фокусника, жарили барбекю. – Она бросила молящий взгляд на медсестру. Та кивнула, призывая ее продолжать. – Он… больше всего ему понравилось, когда мы ненадолго выключили насос и замок начал сдуваться. А в школе на прошлой неделе он выиграл в крикет. Он хороший спортсмен – весь в тебя. В последнее время сильно вытянулся. Наверное, будет таким же высоким и сильным, как ты. – Она порылась в сумочке, извлекла носовой платок и вытерла глаза. – А знаешь, что Алек сказал позавчера? Он хочет стать врачом. Сказал, что, когда вырастет, будет пластическим хирургом, как ты. Тогда он исправит искривление у меня на носу – оно появилось, когда ты ударил меня по лицу, чтобы не пустить в горящий дом. Ты сломал мне нос… представляешь, ты сделал мне столько пластических операций, а потом взял и сломал нос! – Голос у нее дрогнул. Но она, взяв себя в руки, коротко рассмеялась. – Я сказала ему: к тому времени, как он выучится и получит диплом, ему придется не только поправлять мне нос. Лет через тридцать вся твоя работа будет нуждаться в поправках и улучшении.

По лицу у Веры текли слезы. Она отвернулась, не в силах больше находиться рядом с Россом. Выйдя за дверь, она почти побежала по коридору.

Через три месяца, погожим осенним утром, Вере позвонили из больницы и сообщили о смерти Росса. Дежурный врач заявил, что Росс умер в четыре утра, но он не решился будить ее так рано.

Вера поблагодарила врача и повесила трубку. Смешанные чувства овладели ею. Поскольку официально она до сих пор являлась женой Росса, ей придется подписывать свидетельство о смерти и хоронить его.

Ей захотелось, чтобы Оливер оказался рядом, положил руку ей на плечи и обнял ее. Он поймет охватившие ее чувства; он так хорошо разбирается в людях и в жизни.

На душе было тяжело… Вера сидела за столом в кухне, в доме, который купил Оливер в районе Хампстед-Хит, и смотрела, как Алек жует утренние хлопья. Распутин устроился у его ног в надежде, что ему перепадут изюминка или зернышко. Обычно ему везло: Алек ел неряшливо.

Годы совместной жизни с Россом казались ненастоящими, выдуманными. Они оба словно бы жили взаймы – как, впрочем, и Алек, и ее мать, и Оливер. Вся прежняя жизнь прошла как во сне.

Она вспомнила, как давным-давно гуляла с Оливером по кладбищу в северном Лондоне. Она и сейчас живо помнила, что он тогда говорил, глядя на надгробные плиты:

– Знаете, что меня привлекает? Тире. Маленький знак препинания между двумя датами. Я смотрю на чью-нибудь могилу и думаю: тире вмещает в себя всю человеческую жизнь. Мы с вами прямо сейчас проживаем наши тире. Не важно, когда человек родился или когда умер; важно, что он делал между этими двумя событиями.

Потом он заговорил о некоем храме, существующем в другом измерении, о храме, в который люди могут входить только после смерти. В том храме хранится Книга, содержащая историю каждой души.