Питер Джеймс - Прыжок над пропастью

Если Вы согласны принять данную награду, пожалуйста, свяжитесь с нижеподписавшимся, когда Вам будет удобно.

Искренне Ваш,

инспектор Д.Г. Ансон».

Чек прибыл через десять дней. Хью Кейвен перевел деньги на счет в банк, ничего не сказав жене. Времена сейчас трудные, и он точно знал, что скажет Сэнди: у них пятилетний сын и семимесячная грудная дочка, которых нужно кормить. Ему не хотелось ссориться с женой.

Выждав пять дней, в течение которых банк проверял подлинность чека, Кейвен снял всю сумму наличными.

В тот же вечер он приехал на улицу, где жила вдова Барри Гатта со своими тройняшками. Им исполнилось уже два года. Он припарковался на безопасном расстоянии от дома, чтобы Стеф не увидела его, если случайно выглянет из окна. Кейвен с облегчением вздохнул, заметив, что в домике ни в одном окне не горит свет.

Пакет с деньгами он сунул в щель для писем и вернулся в машину.

По дороге домой он не включал радио, так как слушал музыку, которая звучала у него в голове. Открыв окошко и наслаждаясь ночной прохладой, он напевал старую песню Боба Дилана. Тяжелый груз отделился от его души и начал таять на ветру.

Вера стояла в маленькой комнатке, примыкающей к палате для лежачих больных ожогового отделения больницы «Ист-Гринстед». Она покосилась на медсестру, а потом перевела взгляд на лежащую на кровати фигуру. Когда она пришла сюда впервые, то едва могла заставить себя посмотреть на Росса.

Из перекошенного отверстия в чешуйчатой багровой обожженной ткани – от его носа и подбородка почти ничего не осталось – послышался долгий тихий стон. Потом хлюпающий звук вдоха, а затем долгий, медленный, мучительный, скрежещущий выдох.

Он лежал на спине, согнув руки в локтях и сжав кулаки, как в боксерской стойке. В первый раз Вере показалось, что Росс таким вот причудливым образом протестует против своего состояния, но медсестра отделения пластической хирургии, где он раньше оперировал раз в неделю, объяснила Вере, что дело совсем в другом. Подобная поза часто наблюдается у пациентов, получивших обширные ожоги. Она так и называется – «боксерской стойкой» или «позой боксера». Пациент не может разогнуть конечности из-за сокращения мышц вследствие усыхания кожи и мышечной ткани от ожога.

В таком положении часто находят трупы людей, сгоревших на пожаре, однако эта поза нетипична для тех, кто выжил. Случай Росса Рансома уникален. Всех поражала его сила воли, благодаря которой он продолжал жить. Не многие, за исключением маленьких детей, выживают, получив шестьдесят пять процентов ожогов. У Росса обожжено семьдесят процентов поверхности тела, однако он живет вот уже два года. Если, конечно, это можно назвать жизнью.

В тот июньский день Росса перевезли сюда из Челтнема с обширными ожогами второй и третьей степени. Через три месяца врачи, испросив предварительно согласия Веры, которая оставалась его женой, отключили его от системы искусственной вентиляции легких, так как он мог дышать самостоятельно. На груди, руках, ногах и голове кожа Росса переродилась в рубцовую ткань, у него были серьезно задеты дыхательные пути и внутренние органы. Наиболее пострадали почки и мозг – последнее обстоятельство вызывало у врачей особенно серьезные опасения. Волосы сгорели полностью; кроме того, он ослеп, но, как показала электроэнцефалограмма, определенный процент слуха у Росса сохранился.

Жалея бывшего коллегу, врачи высказывали надежду, что он будет постепенно слабеть и угасать. Однако, как ни странно, сердечная деятельность улучшалась от месяца к месяцу, хотя и незначительно. Принимая во внимание поражение мозга, врачи не могли определить, способен ли Росс чувствовать боль, но каждые несколько часов он издавал стон, и потому его постоянно держали на капельнице с морфием.

Почти вся поверхность тела была закрыта повязками. В течение двух лет было сделано множество операций по пересадке кожи; однако трансплантаты инфицировались и отторгались. Битва была постоянной и безнадежной.

Вера сама не знала, зачем приехала. Медсестра сказала, что Росс звал ее, как будто хотел ей что-то срочно сказать, но ее страшила мысль о встрече с мужем. Он по-прежнему обладал властью над ней – часто являлся к ней во сне, и она с криком просыпалась.

Родственники некоторых бывших пациентов Росса подали на него в суд; Вера сомневалась в том, что мужа когда-нибудь станут судить. После пережитого у нее развилась бессонница; она часто до утра ворочалась в постели, вспоминая годы замужества, пытаясь отыскать в прошлом признаки безумия Росса. Почему она раньше ничего не замечала? Ее успокаивали слова философа Кьеркегора, которые постоянно повторял ей Оливер: можно понять прошлую жизнь, но жить надо будущим.