Питер Джеймс - Одержимый

Ты прекрасна. На полном серьезе – ты прекрасна. Мне нравится, как ты выглядишь, мне нравится твоя квартира. Я хочу узнать тебя получше. Я очарован. Я чертовски очарован.

– Я могу начертить тебе кривую привыкания, – сказал он.

– Что?

– Это такой график. Он строится в координатах «страх» и «время». В первый раз, когда я показываю пациенту банку с фекалиями, кривая имеет самый высокий пик. Во второй раз она будет ниже и так далее.

«Господи, я безнадежен, – неожиданно подумал он. – Великий совратитель. Беседую с красивой женщиной о дерьме в банках».

После того как они вышли из театра, Майкл сказал, что заказал столик в «Плюще», на Ковент-Гарден.

– Ничего себе! – воскликнула Аманда. – Это один из моих самых любимых ресторанов. Откуда ты узнал? Ты что, экстрасенс?

Странное совпадение, между тем думала она. «Плющ» принадлежал к той же ресторанной сети, что и «Каприз», где ее покорил Брайан. «Плющ» был более демократичен, в нем было меньше показухи. И в Майкле было гораздо меньше показухи, чем в Брайане.

– Я же спец по мозгам, – невозмутимо сказал он. – Я все должен знать.

Она улыбнулась, посмотрела ему прямо в глаза и ничего не ответила. А потом Майкл отвлекся на «феррари» с откидным верхом, которое с шумом и помпой, словно красотка на званом вечере, проталкивался сквозь автомобильное столпотворение.

Ни Аманда, ни Майкл не заметили белого фургона, припаркованного на улице прямо напротив входа в ресторан.

Элегантная пожилая дама тоже не заметила белого фургона.

Такси остановилось перед красивым белым многоквартирным домом в стиле Регентства, с фасадом, глядящим на набережную. Оно вклинилось в промежуток между стоящими возле тротуара машинами, прямо перед белым фургоном. Было четыре часа дня.

Дама протянула водителю пятифунтовый банкнот, держа его пальцами в синей перчатке, и улыбнулась – любезно, но с некоторым напряжением, так как после недавней пятой подтяжки кожа на лице была натянута, как на барабане.

– Сдачу оставьте себе.

– Десять пенсов? Спасибо, дорогуша.

Не переставая любезно улыбаться, с сумкой универмага «Ханнингтонз» через локоть, дама направилась к подъезду. Она шла небольшими, тщательно выверенными шагами, с высоко поднятой головой. Ее шелковый шарф развевался на ветру.

Сзади послышался отчетливый звон упавшей на тротуар монеты.

– Возьми ее себе, старушенция! Тебе она гораздо нужнее, чем мне.

Дама развернулась к водителю такси и показала ему палец. Чтобы он не пропустил этого жеста, она еще покачала рукой вверх-вниз.

Ужасный, невежественный человек. Разве он не знает, кто она? Он что, в пещере живет? Он что, не смотрел телевизор вчера вечером? Не читал сегодняшних газет? Награда Британской академии кино и телевидения!

Ей вручили награду за выдающийся вклад в искусство кинематографии. Вчера вечером!

А этот кретин водитель не узнал ее! Он рассчитывал на чаевые! Мало того, что в газетных киосках сидят одни безграмотные иностранцы, так теперь и водители такси не узнают тебя. Он даже не предложил помочь донести покупки!

Дама зашла в дом, медленно, морщась от боли, поднялась на третий этаж и направилась по коридору к своей квартире. Ее удивило, что входная дверь открылась после первого поворота ключа: обычно она закрывала дверь на два поворота. «Наверно, забыла сегодня», – подумала она. Не в первый раз память подводит ее.

На полу под дверью лежало несколько новых поздравительных открыток, а в квартире стоял аромат свежих цветов, которые приносили с самого утра.

– Кора Барстридж!

Ее радость оттого, что она услышала собственное имя, да еще произнесенное таким приятным голосом, была несколько омрачена тем, что голос доносился изнутри квартиры, а она только что заперла дверь и накинула дверную цепочку.

Повернувшись, она увидела высокого, красивого мужчину. Он протягивал ей руку для пожатия. Он выглядел так презентабельно, держал себя так дружелюбно, что, несмотря на возникшее беспокойство, Кора протянула руку и поздоровалась.

Она почувствовала, как что-то легко укололо ее в ладонь через перчатку.

Мужчина продолжал держать ее руку, продолжал улыбаться. У нее закружилась голова, но она еще смогла услышать, как он сказал:

– Меня зовут Томас Ламарк. Я хотел поговорить с вами о том, как вы украли роль у моей матери.

Он не отпускал ее до тех пор, пока она мягко не осела на пол.

Затем Томас достал из кармана небольшого размера жестянку, которую он купил часом раньше в магазине рыбных принадлежностей возле набережной. Он открыл жестянку и заглянул внутрь, сморщив нос от кислого запаха. В жестянке сплошной массой копошились белые извивающиеся личинки.