Питер Джеймс: Одержимый

– Лулу, позволь мне представить тебе человека, который спас нам жизнь. Детектив-констебль Гленн Брэнсон.

Гленн поднял вверх палец и изобразил на лице обиженное выражение:

– Ты что, не в курсе? – Он улыбнулся. – Я больше не детектив-констебль. Теперь я детектив-сержант.

Майкл от всего сердца поздравил его с повышением. Аманда присоединилась к нему, после чего возникла неловкая пауза, поскольку все осознали, что каждый из них получил что-то от встречи с монстром, чей дом был назван прессой «домом ужасов на улице Холланд-Парк-Виллас», и что хорошие новости омрачены, таким образом, чувством вины, поселившимся в их душах.

По дороге в зал заседаний Майкл ободряюще обнял одной рукой Аманду, а другой – Лулу. Они пришли сюда не для того, чтобы узнать, на какой срок осудят Ламарка. Срок не имел значения. Приговор был для них конечной точкой. Символом. Вехой. Завершением кошмара.

Они пришли сюда потому, что после этой точки для них начиналась новая жизнь.

Среда, 9 июля 2000 года

Я еще не решил, расскажу ли я доктору Майклу Тенненту об этом. Я сейчас о многом думаю.

Здесь есть очень странные люди, и, правду сказать, они меня раздражают.

Кажется, я обречен вечно презирать доктора Майкла Теннента. Он больше не появляется на публике, как раньше, – кажется, он даже прячется от известности. Он больше не ведет колонку в газете, и по радио его что-то не слышно, хотя мне здесь нелегко послушать в нужный момент нужную радиостанцию – у нас одно радио на всех, а эти идиоты никогда не могут решить, что они хотят слушать. Обычно все заканчивается тем, что мы не слушаем ничего.

Вместо этого доктор Майкл Теннент взялся печататься в серьезных медицинских журналах. Он очень озабочен вопросами ответственности психиатров и психологов перед своими пациентами. В последнем номере «Британского медицинского журнала» он даже позволил себе некоторые нападки на популяризаторов психиатрии и психологов, ведущих свои программы на телевидении, – а ведь совсем недавно он и сам принадлежал к их шайке! Он называет это профанацией науки!

В двух статьях упоминалось мое имя. Я не давал на это разрешения и, возможно, могу потребовать денежного возмещения. Однако я не ищу мести – я на собственной шкуре ощутил, что месть оказалась моим палачом.

Мне не разрешают поставить компьютер в моей крохотной, обитой мягким камере. Что, они думают, я смогу с помощью его сделать? Вышибить себе мозги клавиатурой?

Они тут и правда идиоты. На прошлой неделе показывали фильм моей матери, «Крылья пустыни», но я не стал его смотреть. Слишком много воспоминаний. И знаете что? Ни один из идиотов никогда не слышал о моей матери. За это я устрою кому-нибудь из них показательное наказание, но это не к спеху – кажется, я здесь еще долго пробуду.

Надо бы написать книгу о себе, перенести память на бумагу, но мысль о том, чтобы делать это по старинке, с помощью бумаги и ручки, мне отвратительна. И, кроме того, хочу ли я, чтобы доктор Майкл Теннент узнал правду?

Этот вопрос я непрерывно задаю себе в течение последних полутора лет – все то время, пока нахожусь здесь. Правда может освободить от оков.

Надо ли мне освобождать вас от оков, доктор Майкл Теннент? Зачем мне это? Разве я вам что-нибудь должен?

Это единственное, чего я всегда хотел, – освободиться от оков. Странно, что раньше я этого не помнил. С памятью у меня сейчас гораздо лучше – думаю, это из-за таблеток, которыми меня кормят. А тогда я честно ничего не помнил. Слишком многое выпадало из памяти.

Я полностью забыл тот день, понедельник в июле 1997-го, когда моя мать в ужасном настроении пришла домой после беседы с вами. Она попросила меня принести ей большую бутылку виски и поднялась к себе в спальню. Я не сказал ей о том сообщении, которое вы оставили на автоответчике, потому что вдруг увидел возможность освободиться.

Я растворил в виски таблетки нембутала и влил туда жидкого валиума. После того как она, выпив приготовленную мною смесь, уснула, я впрыснул ей в пятку кураре – чтобы ускорить процесс. Чтобы наверняка.

Забавно, что я все это вспомнил. Подумать только, я винил вас в ее смерти, доктор Теннент! На самом деле винил, да еще как! Возможно, то, что мать говорила мне в детстве, это в конечном итоге правда. У меня не все в порядке с головой.

Хотя сейчас я чувствую себя прекрасно.

Все, что я хотел, – это освободиться. И вот, в стремлении к свободе, я на всю жизнь угодил в лечебницу строгого режима для умалишенных преступников.