Жан-Кристоф Гранже: Присягнувшие тьме

– Рановато для выпивки, – буркнул он. – Разве нет?

– Для меня – нет.

Он хохотнул, вытащил из кармана заржавленную фляжку и протянул мне. Не раздумывая, я сделал большой глоток. Спиртное обожгло, потом тепло разлилось по груди. Садовник наблюдал за моей реакцией. Казалось, он остался доволен и в свою очередь отхлебнул из фляжки. Прищелкнув языком, он убрал сивуху в карман.

– Что вы хотите узнать?

– Мне нужны подробности.

Филипп вздохнул, пошел к воде и уселся на старый сухой ствол. Я подошел поближе. В морозном воздухе звенели птичьи голоса.

– Я очень любил месье Субейра. Не могу взять в толк, что на него нашло.

Я прислонился к стоящему рядом дереву.

– Вы здесь работаете каждый день?

– Только по понедельникам и вторникам. Сегодня я пришел как всегда. Мне ничего не сказали.

– Расскажите, как все было.

Он сунул руку в карман, вынул фляжку и протянул мне. Я отказался. Тогда он отхлебнул сам.

– Я подошел к реке и сразу его заметил, нырнул и вытащил на берег. Река здесь неглубокая.

– В каком месте это произошло?

– Да вот в этом самом. В нескольких метрах от шлюза. Я позвонил жандармам. Они были здесь уже через несколько минут. Одна минута все решила. Если бы я пришел минутой позже, его бы унесло течением и я бы ничего не увидел.

Я посмотрел на водную гладь – она была совершенно неподвижна.

– Вы говорите – течение?

– Сейчас его нет, потому что шлюз закрыт.

– А вчера он был открыт?

– Месье Субейра его и открыл. Он все предусмотрел. Наверное, хотел, чтобы его унесло…

– Мне сказали, что на нем был груз из камней.

– Мне было чертовски трудно его вытаскивать. Все потому, что он привязал к поясу строительные блоки.

– Как же он это сделал?

Филипп поднялся.

– Пошли со мной.

Он направился к живой изгороди. В глубине сада стоял почерневший сарай, втиснутый между подлеском и рядом подстриженных деревьев. У деревянной стены под пластиковым навесом были сложены поленья. Мой проводник плечом распахнул дверь и отошел в сторону, чтобы я мог заглянуть внутрь.

– В последние выходные месье Субейра попросил меня перенести сюда старые строительные блоки, которые валялись с незапамятных времен на другом берегу реки. Он даже попросил распилить пополам несколько штук. Я тогда не понял, для чего. Теперь-то знаю: он хотел сделать из них груз. Он заранее рассчитал такой груз, который ему был нужен, чтобы тело унесло течением.

Я бросил взгляд на дверной проем и не стал заходить. Пора было признать тот факт, что Люк хотел покончить с собой. Потрясенный, я отошел от двери.

– Как он закрепил камни?

– С помощью железной проволоки, он согнул ее втрое – для крепости. Получилось вроде свинцового пояса, как у ныряльщиков.

Я глубоко вдохнул холодный воздух. Живот скрутили мучительные спазмы. От голода, самогона и отчаяния. Что случилось с Люком? Что же такое он обнаружил, из-за чего хотел покончить с собой? Оставить семью и предать свою веру?

Садовник закрыл дверь и спросил:

– Он ваш друг, так?

– Мой лучший друг, – ответил я с отсутствующим видом.

– Вы не приметили, что он вроде не в себе?

– Нет.

Я не осмелился признаться этому незнакомому человеку, что я не говорил с Люком – не говорил по душам – вот уже несколько месяцев, несмотря на то что нас разделял всего один этаж. В завершение я спросил на всякий случай:

– Больше ничего странного вы не заметили? Я хочу сказать: когда вытаскивали тело.

Человек в черном сощурил зеленые глазки. Казалось, его опять обуревают сомнения.

– Вам не говорили про образок?

– Нет.

Садовник приблизился. Он явно оценивал мое удивление. Приняв решение, прошептал мне на ухо:

– В правой руке у него был образок. Так мне показалось. Я увидел только цепочку, которую он сжимал в кулаке.

Итак, бросаясь в воду, Люк что-то держал в руке. Амулет? Нет, Люка нельзя назвать суеверным. Садовник снова протянул мне фляжку, насмешливо улыбаясь беззубым ртом:

– Признайтесь. У лучшего друга от вас было многовато секретов, ведь так?

Больница в Шартре, также носившая название Отель-Дье, возвышалась в глубине двора, покрытого черными лужами и подрезанными деревьями. Кремово-коричневое здание напоминало пирожное с шоколадными полосками. Я не стал подниматься по двойной внешней лестнице, ведущей сразу на второй этаж, а прошел на первый.

Я оказался в большой столовой со сводчатым потолком, каменными колоннами и черно-белым кафелем на полу. В глубине – залитое солнцем крыльцо, ведущее в сад. Мимо прошла медсестра, и я спросил, можно ли поговорить с врачом, который вернул к жизни Люка Субейра.