Майкл Коннелли - Забытое дело

Босх ответил не сразу, понимая, что все решится сейчас – Маккей либо примет его за своего и подпустит ближе, либо насторожится и замкнется. Все зависело от правильного ответа, от пароля, от того, примет ли он язык ненависти.

– Точно, – сказал детектив, кивая. – Твой кореш прав. Дерьма там поменьше, так что условия более или менее сносные. Но с твоим дружком мы, наверное, разминулись. Я вышел в начале девяносто восьмого.

– Фрэнк Симмонс. Так его звать. Но только Фрэнку дали не так много. Месяцев восемнадцать, по-моему, или около того. А вообще он из Фресно.

– Фрэнк Симмонс? Из Фресно? – задумчиво, словно стараясь вспомнить, повторил Босх и покачал головой: – Нет, что-то не припоминаю.

– Свой парень.

Босх кивнул.

– Был там один, появился за пару месяцев до того, как я соскочил. Говорили, вроде бы из Фресно. Но сам понимаешь, меня перед выходом на новые знакомства не тянуло.

– Понимаю. Да ты не думай чего – я просто так спросил.

– Фрэнк Симмонс… Темные волосы, лицо такое… прыщеватое… Не он, случайно?

Маккей широко улыбнулся и закивал:

– Точно он! Наш Фрэнк! У него еще кличка была Кратер. Из-за тех самых прыщей.

– Тот еще красавчик.

Буксир повернул на север. Босх знал, что им, возможно, еще удастся поговорить на станции техобслуживания, пока Спайдер будет ставить новый клапан, но рассчитывать на такой шанс не мог. Что, если Маккея ожидает еще один вызов? Что, если его кто-то отвлечет или он сам решит сходить перекусить? Нет, игру нужно было довести до конца здесь и сейчас, пока они вдвоем, пока никто не мешает. Он с рассеянным видом поднял газету, положил на колени и притворился, что просматривает заголовки. Главное, чтобы все получилось естественно.

Маккей снял с руля правую руку и зубами, как это часто делают дети, стащил перчатку. В следующий момент он совершенно неожиданно протянул руку Босху:

– Между прочим, меня зовут Ро.

Они обменялись рукопожатиями.

– Ро? Просто Ро?

– Сокращенно от Роланд. Роланд Маккей. Приятно познакомиться.

– Джордж Райхарт. – Подходящее имя Босх подбирал едва ли не все утро. – Мне тоже.

– Райхарт? Немецкая фамилия, да?

– Точно, немецкая. Означает «сердце рейха». Мои предки оттуда, из Германии.

– Круто. Теперь понятно, почему у тебя «мерседес». Знаешь, я ведь с машинами целыми днями долбаюсь. И вот что тебе скажу: какая тачка, такой у нее и хозяин. Сразу видно, заботится он о ней или уже рукой на все махнул.

– Наверное, ты прав.

Босх кивнул. Теперь – прямиком к цели. Маккей снова, сам о том не догадываясь, помог вывести разговор к нужной теме.

– Сделано в Германии – это кое-что да значит. Самые лучшие машины у них. Других таких в мире нет. А ты на чем катаешься, когда слезаешь с этой колымаги?

– Я сейчас восстанавливаю «камаро». Семьдесят второй. Когда закончу, та еще будет красотка. Дай только время.

– Хороший год, – согласился Босх.

– Точно. Раньше в Детройте дело знали, не то что теперь. Нынешнюю я бы и даром не взял. Знаешь, кто у них там сейчас на сборке? Одни цветные, мать их… Нет, я в такую не сяду и, уж конечно, семью не посажу.

– В Германии заходишь на завод, – отозвался Босх, – и у всех голубые глаза. Понимаешь, о чем речь? Я сам видел фотки. Никаких черных или желтых.

Маккей задумчиво кивнул, и Босх решил, что лучшего шанса может уже и не быть. Он развернул на коленях газету и поднял ее так, чтобы сосед увидел заголовок и фотографию девушки.

– Не читал?

– Нет. – Маккей покачал головой. – А что там?

– Девчонку убили семнадцать лет назад. Полукровку. Так мамаша все никак не оправится. Тут говорится, что полиция возобновила расследование. Заняться, что ли, больше нечем? Я хочу сказать, кому она нужна, да?

Маккей скосил взгляд на фотографию – казалось, Ребекка Верлорен смотрит ему в глаза. Комментариев, однако, не последовало, а на его лице не дрогнул ни один мускул. Босх свернул газету и снова положил ее на сиденье между ними. Достаточно. Толчок дан, а переигрывать не стоило.

– О чем только они думают, а? Эти смешанные браки… кому от них польза?

– Точно, – рассеянно, словно думая о чем-то другом, сказал Маккей. Босх решил, что это хороший знак. Может быть, как раз сейчас Маккей почувствовал, как по его спине прошелся холодный палец. Может быть, впервые за семнадцать лет ему стало по-настоящему страшно.

Босх молчал. Главное теперь – не выдать себя излишней настойчивостью, не переступить незримую черту, не вызвать подозрений. Он решил, что оставшуюся часть пути будет молчать, предоставив возможность Маккею обдумать увиденное и услышанное. Его сосед, похоже, тоже утратил интерес к общению.