Чингиз Абдуллаев - Долина откровений

– Я хотел у тебя спросить, откуда вы знаете друг друга?

– У нас были общие знакомые, – ответила Юлия, – один из владельцев нашего журнала, прежних владельцев, конечно, был его близким другом. По-моему, они вкладывали деньги и в эту компанию – АРМ, которой владел Феликс. И тогда мы познакомились. Все время бывали в одной компании. Я обязана была там бывать как главный редактор.

– Вы с ним спали?

– Нет. Он мужчина не в моём вкусе. И можешь не сомневаться, если бы мы с ним спали, то я бы тебе об этом сказала. Но у нас ничего не было. Только дружеские поцелуи на совместных вечеринках. Вот и всё. Хотя, по-моему, он всегда был готов к любой встрече. Он вообще известный бабник.

– Да. Я знаю, – я откинулся в своём кресле.

Стюардессы уже разносили нам напитки. А потом начался настоящий кошмар. Во всем виноват этот Равлюк, нужно было узнать, какая погода будет на маршруте. Когда мы пересекали Аравийское море, было ещё довольно сносно, хотя нас уже тогда трясло довольно ощутимо. Затем мы пересекали Индию, и здесь трясло уже очень сильно. А над Бенгальским заливом мы попали в ураган, самый настоящий ураган. Летчики, оказывается, получили предписание посадить самолет, если будет сильный ураган, и вернуться в Индию. Им разрешили продолжать полет на своё усмотрение. И они решили его продолжать. Я вообще не понимаю такую дурацкую формулировку. Для пилотов полеты – нормальная работа, а турбулентность – лишь издержки этой работы. И многие командиры решают продолжать полет, когда пассажиры умирают от страха. Вот и теперь. Капитан решил продолжать наш рейс. И нас трясло так, как никогда в жизни.

Включилось табло, и нам предложили пристегнуться. Юлия взяла меня за руку, как будто я мог ей помочь. Я никогда не боялся летать самолетами, более того, считал их самым удобным и надежным видом транспорта, но во время этой качки я начал менять своё мнение. Два раза появилась довольно испуганная стюардесса, которая жалобно спрашивала, что нам нужно. По-моему, мы меньше боялись, чем она. Огромный самолет трясло так, словно он должен был в любую секунду развалиться на куски. Командир менял высоту, уходил в сторону, предпринимал разные маневры, но все было безрезультатно. Нас бросало из стороны в сторону. Я видел, как Алла сжалась и что-то бормотала. Леонтий Яковлевич убрал свою газету и сидел мрачный, бросая на нас хмурые взгляды, как будто кто-то из нас был виноват в этом урагане.

Феликсу стало совсем плохо, и его начало тошнить. Он поднялся и с трудом дополз до туалета. Даже Ибрагим, которого трудно было напугать, сидел злой и красный, громко бормоча какие-то ругательства. В один из моментов я не выдержал и начал отстегивать ремень.

– Что ты делаешь? – удивилась Юлия.

– Объясню капитану, чтобы поворачивал обратно. Так больше нельзя, – зло произнес я, с трудом пытаясь подняться.

– Он не послушает, – резонно возразила Юлия, – не нужно даже пытаться. Они не откроют тебе дверь и могут даже решить, что ты пытаешься захватить их самолет. Они могут подумать, что ты террорист.

К нам уже спешила стюардесса.

– Садитесь, – она пыталась выдавить улыбку, но улыбка получалась жалкой и вымученной, – вам нужно сесть и снова пристегнуться.

– Так больше нельзя, – громко сказал я по-английски, – необходимо возвращаться. Это самолет, а не качели.

Нас тряхнуло так, что стюардесса чуть не упала. Не дослушав меня, она поспешила обратно, хватаясь за кресла. Капитан обратился к пассажирам с извинениями, объяснив, что мы попали в самый центр урагана и скоро из него выйдем. Это «скоро» растянулось ещё минут на двадцать или тридцать. Даже двое флегматичных азиатов, которые находились с нами в салоне первого класса, были явно напуганы и все время что-то говорили друг другу. Но их поведение было иным, словно они беспокоились, но твердо знали, что всё будет хорошо. Так волнуются люди, когда понимают, что могут опоздать к месту встречи, и не думают об угрозе своей жизни.

– В следующий раз поплывем на корабле, – прокричал я Леонтию Яковлевичу. Тот молчал. Он тоже не выказывал особого страха. Я ещё тогда подумал, что он самый смелый человек среди нас. Самолёт ещё страшно трясло, Феликса рвало в туалете, Ибрагим ругался, женщины с трудом держались в креслах, а Леонтий Яковлевич снова вернулся к своей газете. Когда тряска немного стихла, я всё-таки поднялся и подошел к нему.

– Вы совсем не боитесь? – спросил я Дебольского.

– Боюсь, – ответил он, глядя на меня и поправляя очки, – только и страх должен быть рациональным. Я не могу выпрыгнуть из самолета или остановить ураган, а значит, нужно набраться терпения и подождать, пока наш самолет наконец выйдет из этого урагана. Хотя трясет нас достаточно неприятно, но я понимаю, что всё это рано или поздно закончится.