Санни взял трубку, набрал номер. Что-то негромко сказал и нажал на рычаг.
― Узнает, позвонит.
Прошло около получаса, и раздался звонок. Звонил Филипс. Санни снова что-то пометил у себя в блокноте и бросил трубку. На скулах у него обозначились желваки.
― Ну, есть, по-моему. Капитан Макклоски обязан оставлять на работе свои координаты, чтобы с ним могли связаться. Так вот, сегодня с восьми до десяти вечера он в Бронксе, в «Голубой луне». Кому-нибудь это что-нибудь говорит?
Тессио уверенно сказал:
― Мне говорит. Для нас ― лучше желать нельзя. Тихий семейный ресторанчик, места много, между столами перегородки, и можно беседовать без посторонних глаз. Прилично кормят. Каждый занят своим делом. Идеально. ― Он наклонился над письменным столом и разложил на нем окурки в виде ориентиров. ― Смотрите, вот это ― двери. Майк, ты, когда закончишь, выходи, идешь налево и заворачиваешь за угол. Я, как только вижу тебя, включаю фары и подхватываю тебя на ходу. Если вдруг что не так, крикнешь ― я постараюсь проникнуть внутрь и вытащить тебя. Клеменца, у тебя времени в обрез. Сейчас же посылай человека подложить пистолет. Уборная в ресторане оборудована по старинке, между бачком и стеной есть пространство. Вели прикрепить оружие к бачку сзади пластырем. Майк, в машине тебя обыщут, увидят, что ты чист, и успокоятся. В ресторане для отвода глаз обожди чуток, потом извинись и выйди. Нет, лучше даже попроси разрешения. Покажешь, очень аккуратно, что тебе невтерпеж, нормальная вещь. Все взятки гладки. Но уж когда вернешься, минуты зря не теряй. Не садись обратно за столик, пали с ходу. Бей наверняка. Стреляй в голову, по две пули на каждого, и скорей уноси ноги.
Санни придирчиво слушал.
― Ты мне пошлешь туда с пистолетом самого лучшего, самого верного человека, ― сказал он, обращаясь к Клеменце. ― Я не желаю, чтобы мой брат вышел из сортира, держа в руках свою пипиську и больше ничего.
Клеменца отозвался уверенно:
― Пистолет будет на месте ― это я гарантирую.
― Так, ― сказал Санни. ― Ну, все за дело.
Тессио с Клеменцей вышли. Том Хейген спросил:
― Санни, я подкину Майка в Нью-Йорк?
― Нет, ― сказал Санни. ― Твое место тут. Когда Майк управится, для нас здесь наступит самая работа, ты мне ой-ой как понадобишься. Репортеров уже выстроил на старт?
Хейген кивнул:
― Как закрутится карусель, начну им скармливать информацию.
Санни поднялся, шагнул к Майклу и заглянул ему в лицо. Он протянул брату руку.
― Все, старик, теперь действуй. С мамой тебе не придется проститься перед отъездом, но я ей объясню. И твоей девочке дам знать, но только это ― со временем. Ладно?
― Хорошо, ― сказал Майкл. ― И долго, ты полагаешь, мне нельзя будет вернуться?
― Самое малое ― год, ― сказал Санни.
― Не исключено, что у дона получится и раньше, ― вставил Том Хейген, ― но ты, Майк, на это не уповай. Сроки будут зависеть от многого. Клюнут ли на нашу наживку газетчики. Примутся ли в полицейском управлении выгораживать своего. Ополчатся ли на нас другие семейства. Одно можно сказать наверняка ― гонений нас ждет предостаточно, жарко придется.
Майкл пожал Хейгену руку.
― Все же ты постарайся, чтобы недолго, ― сказал он. ― Три года я уже болтался вдали от дома, неохота снова.
Хейген мягко сказал:
― Майк, а не поздно переиграть ― мы пошлем кого-нибудь другого, мы, в конце концов, пересмотрим наше решение. Быть может, не так уж обязательно ликвидировать Солоццо.
Майкл усмехнулся:
― Уговорить себя можно в чем угодно. Да только выбор был с самого начала сделан правильно. Ну, а мне, что ж, не век выезжать на чужом горбу, пора уже отрабатывать свою долю.
― Если ты это потому, что тебе сломали челюсть, то зря, ― сказал Хейген. ― Во-первых, Макклоски ― остолоп, а потом, здесь не личный выпад, всего-навсего деловая мера.
Второй раз он увидел, как застыло лицо Майкла Корлеоне, сложилось в маску, необъяснимо и жутковато напоминающую дона.
― Том, не обманывайся на этот счет. Всякая деловая мера по отношению к кому-то ― личный выпад. Каждый кусок дерьма, который человеку приходится глотать каждый божий день, есть выпад против него лично. Называется ― в интересах дела. Пусть так. Но все равно ― сугубо личный выпад. И знаешь, от кого я это усвоил? От дона. От своего отца. От Крестного. У него, если в друга ударит молния, ― это рассматривается как личный выпад. Когда я ушел в морскую пехоту, он посчитал, что его это задевает лично. В чем и кроется причина его величия. Почему он и есть великий дон. Он все воспринимает как свое личное дело. Как господь бог. Без его ведома перышко у воробья не выпадет, и он еще проследит, куда оно упало. Верно я говорю? И хочешь знать еще кое-что? С теми, кто воспринимает несчастный случай как личное оскорбление, несчастные случаи не происходят. Я припозднился малость, согласен, но раз уж ступил на эту дорогу, то пойду до конца. Да, я считаю личной обидой, что мне сломали челюсть, да, черт возьми, я считаю личной обидой, что Солоццо пытается убить моего отца. ― Майкл рассмеялся. ― Передай дону, я это усвоил от него и рад, что мне представился случай отплатить ему добром за все, что он для меня делал. Он был мне хорошим отцом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу