Марио Пьюзо - Крестный отец (перевод М.Кан)

Казалось, это произвело на дона Корлеоне впечатление. Он запыхтел сигарой и уронил негромко:

― А это, конечно, самое важное.

Он вздохнул и встал на ноги.

― Так в котором часу у нас завтра встреча с этим неверным?

― В десять утра, ― с надеждой ответил Хейген. Вдруг дон все-таки решится.

― Будьте оба при этом разговоре, ― сказал дон.

Он выпрямился и тронул за руку сына.

― Сантино, выспись хоть нынче ― ты на черта похож. Пожалей себя, не век тебе быть молодым.

Ободренный этим проявлением родительской заботы, Санни задал вопрос, на который не отважился Хейген:

― Пап, так что ты ответишь?

Дон Корлеоне улыбнулся:

― Как знать, послушаем, что он скажет о нашей доле в процентах, о других деталях. Кроме того, я должен основательно обдумать советы, высказанные вами. В конце концов, я не из тех, кто принимает решения второпях. ― Уже в дверях он мимоходом заметил, обращаясь к Хейгену: ― А у тебя там в записях значится, каким образом Турок кормился до войны? От проституции кормился. Как ныне ― семья Татталья. Ты это себе пометь, а то забудешь.

В голосе дона звучала едва уловимая насмешка, и Хейген покраснел. Он умышленно опустил эту частность, на том законном основании, что она не относится к делу, но в глубине души ― из опасения, как бы она не повлияла на решение дона. Все знали, сколь чопорен дон Корлеоне в вопросах, связанных с сексом.

«Турок» Солоццо был невысок ростом, мускулист, смуглокож. Он и вправду смахивал на турка ― недобрые черные глаза, тонкий кривой нос. Держался он с большим достоинством.

Санни Корлеоне встретил его у дверей и провел в кабинет, где уже ждали Хейген и дон. В жизни не встречал более опасного на вид существа, не считая Люки Брази, подумал Хейген.

Все обменялись любезными рукопожатиями. «Если дон спросит, есть ли настоящая крепость в этом человеке, ― думал Хейген, ― я бы ответил ― да». Даже в доне Корлеоне не чувствуется такой силы. Тем более что сегодня дон явно не в ударе. Он слишком простоват, слишком уж по-крестьянски звучат его приветствия.

Солоццо сразу заговорил о главном. Речь идет о наркотиках. Все уже на мази. Владельцы маковых полей в Турции берутся поставлять ему ежегодно твердое количество сырья. Во Франции под надежным прикрытием налажено производство морфия. На Сицилии ― абсолютно надежное производство героина. Ввозить сырье во Францию и на Сицилию вполне безопасно ― в мыслимых для подобных случаев пределах. Ввозить готовый товар в Соединенные Штаты ― значит терять пять процентов, поскольку, как они оба знают, ФБР-то не подкупишь. И все же доходы предвидятся огромные, а опасности практически никакой.

― Почему вы тогда пришли ко мне? ― вежливо осведомился дон. ― Чем заслужил я такое великодушие?

Темное лицо Солоццо не изменилось.

― Мне нужны два миллиона долларов, ― сказал он. ― Наличными. И, что не менее существенно, нужен человек, у которого есть влиятельные друзья на важных должностях. Когда-то кто-то из моих нарочных попадется. Это неизбежно. В прошлом у каждого все будет чисто ― за это я ручаюсь. Значит, на суде они, по логике, могут отделаться мягким приговором. Мне нужно, чтобы те, кто влипнет, отсидели с гарантией год или два, не больше. Тогда они будут молчать. Но если им дадут лет по десять-двадцать, кто знает? На свете разные есть люди, есть много слабодушных. Могут и проболтаться, могут навлечь беду на тех, кто важнее их. Для нас покровительство закона ― необходимость номер один. Я слышал, дон Корлеоне, что у вас в кармане судей не меньше, чем медяков у чистильщика сапог.

Дон Корлеоне не отозвался на лесть.

― И какова будет доля моего семейства? ― спросил он.

Глаза Солоццо сверкнули.

― Пятьдесят процентов, ― сказал он. Помолчал и прибавил вкрадчиво: ― В первый год это три или четыре миллиона. Дальше ваша доля будет возрастать.

Дон Корлеоне сказал:

― А каков будет процент семьи Татталья?

В первый раз за время разговора у Солоццо забегали глаза.

― К ним отойдет часть моей доли. Мне понадобится их помощь на оперативном уровне.

― Так, ― сказал дон Корлеоне. ― Я, значит, получаю пятьдесят процентов всего лишь за финансовое содействие и защиту от закона. И никаких забот по части самих операций ― я вас правильно понял?

Солоццо склонил голову набок.

― Если у вас два миллиона наличными называются «всего лишь», мне остается только вас поздравить, дон Корлеоне.

Дон сказал миролюбиво:

― Я дал согласие встретиться с вами из уважения к семейству Татталья и потому, что слышал, что вы серьезный человек, также достойный уважения. Я вынужден отказаться от вашего предложения, но хочу объяснить почему. Доходы от вашего предприятия огромны, но и риск огромный. Этот род занятий таков, что, работая с вами, я поставлю под удар другие мои дела. Верно, у меня много друзей на важных политических должностях ― очень много, но они отнесутся ко мне далеко не по-дружески, когда узнают, что вместо азартных игр я занимаюсь наркотиками. Азартные игры они считают невинным пороком ― вроде пьянства, но наркотики в их глазах ― занятие грязное. Нет-нет, не возражайте. Это они так считают, не я. Кто как зарабатывает деньги ― меня не касается. Я просто хочу сказать, что ваше предложение слишком опасно. Вот уже десять лет все мое семейство живет спокойно, безбедно. Я не вправе из корысти ставить их благосостояние и жизнь под угрозу.