Жан-Кристоф Гранже - Мизерере

Касдана передернуло. Это описание сильно напоминало модус операнди серийных убийств — разрыв барабанных перепонок. Лор-эксперт Франс Одюссон говорила ему о таинственном орудии, проколовшем барабанные перепонки Гетца, не оставив никаких следов.

— Как он выглядел?

Кондо-Мари нахмурился. Солнечные лучи играли на его блестящем черепе, казалось таявшем как свечка.

— Не понимаю. Какой интерес представляют эти старые истории для вашего расследования?

— Мы убеждены, что ключ к раскрытию серийных убийств — в прошлом Чили. Так что отвечайте. Как выглядел Хартман?

— Скорее моложаво, но ему, наверное, было не меньше пятидесяти. Черная густая грива, маленькие очочки, делавшие его похожим на студента-социолога. Удивительный тип. Знаете, я много где побывал за свою жизнь. В том числе и в Южной Америке. Это земля, где постоянно надо быть начеку, потому что там действительно может произойти все, что угодно. Хартман — настоящее порождение этих одиноких, еще варварских земель.

— И это все, что вы помните? Может, есть какая-то деталь, которая помогла бы нам его опознать?

Генерал поднялся. Чтобы размять ноги. И подстегнуть память. Он снова встал перед окном. Помолчал.

— Хартман был музыкантом.

— Музыкантом?

Коротышка пожал плечами:

— В Германии он учился в Берлинской консерватории. Музыковед, имевший свои теории.

— Например?

— Он утверждал, что пытать надо под музыку. Что этот источник блаженства играет важную роль в процессе подавления воли. Эти противоположные потоки — музыка и боль — помогают быстрее сломить истязаемого. А еще он говорил о внушении…

— О внушении?

— Да. Отстаивал гипотезу, по которой заключенный при первых же звуках музыки превратится в жертву, готовую говорить. Он утверждал, что следует отравлять душу. Действительно чудной тип.

Касдан не смотрел на Волокина, но понимал, что тот чувствует то же, что он.

— А вам в те времена не приходилось слышать о госпитале, где людей пытали под звуки хора?

— Мне рассказывали немало ужасов, но о таком я не слышал.

— Врачи якобы были немцами.

— Нет. Это мне ни о чем не говорит.

— А имя Вильгельм Гетц?

— Тоже нет.

Касдан поднялся. Русский последовал его примеру.

— Спасибо, генерал. Нам бы хотелось поговорить с генералом Лабрюйером и полковником Пи. Вы не знаете, как их найти?

— Понятия не имею. Я не видел их тридцать лет. Полагаю, они умерли. Не знаю, чего вы ищете в этих старых историях, но для меня все это быльем поросло.

Касдан наклонился к коротышке. Он был выше его на три головы.

— Вам стоит заглянуть в морг. Как ни странно, там бы вы убедились, что эти истории все еще живы.

— Не любите вспоминать об Алжире?

— Чепуха.

— А вот и не чепуха. Когда он упомянул Алжир, вы едва не сорвались. Так что из-за вас мы чуть не потеряли свидетеля.

— Все ведь обошлось?

— Но это не ваша заслуга. Следующих военных я беру на себя.

— Ни за что. Ты, молокосос, ни черта в этом не смыслишь.

— Тем более я буду допрашивать их без всякой предвзятости. А то, по-моему, вы принимаете эту тему слишком близко к сердцу.

Касдан не ответил. Его пальцы судорожно сжимали руль, а глаза не отрывались от шоссе. Помолчав, Волокин спросил:

— Что произошло в Камеруне?

— Ничего. Никому нет до этого дела.

Волокин хохотнул:

— О'кей. Что будем делать теперь?

— Разделимся. Я займусь Хартманом.

— Немцем? Да ведь это просто извращенец из далекого прошлого, к тому же они встретились за двенадцать тысяч километров отсюда…

— Этот тип подходит нам сразу по трем параметрам: пытки, религиозность, музыка. Для меня этого достаточно. Что, если органист собирался свидетельствовать против него?

— Кондо-Мари говорил, что тогда дал бы ему лет пятьдесят. Значит, теперь ему не меньше восьмидесяти…

— Я хочу отработать этот след.

Волокин снова усмехнулся:

— А я возьму на себя адвокатов?

— Вот именно. Найдешь того, к которому обратился Гетц. И поищи еще что-нибудь о других чилийцах, которые приехали во Францию с Гетцем. Перезвони Веласко. Эти парни где-то во Франции, а они могли бы кое-что нам порассказать. Как только закончу с немцем, я присоединюсь к тебе.

— Высадите меня вон там. Рядом с интернет-кафе.

Они добрались до ворот Сен-Клу. Касдан двинулся дальше по авеню Версай и остановился через несколько метров. Интернет-кафе выглядело убого. Одна витрина, никакого освещения, несколько мерцающих экранов, к которым прилипли мальчишки.