Жан-Кристоф Гранже - Мизерере

— Уж получше ваших, папаша.

Касдан отступил, высвобождаясь из его хватки. Он швырнул на землю свой «меч».

— Не сомневаюсь, сынок. Но давай обойдемся без обидных кличек. — Он хлопнул в ладони. — Не пора ли нам познакомиться?

— Ни к чему. Я и так все о вас знаю.

— Это меня и интересует. Что тебе обо мне известно?

— Лионель Касдан. Армянский крестоносец. Готовый защищать любыми средствами вдову, сироту и всех невинных… Особенно если они армяне.

— Как ты узнал об убийстве?

— Через Генеральный штаб. Одна приятельница дежурит на площади Бово. Она пересылает мне то, что меня интересует.

Выходит, Касдан угадал. Он попытался изобразить мужскую солидарность.

— Трахаешь ее? — Он подмигнул.

— Нет. — Волокин наконец свернул самокрутку, наверняка предназначавшуюся под косяк, но теперь он не стал добавлять в нее травку. — Я не такой, как вы.

— Как я?

— Мне говорили, вы и дырку в стене готовы натянуть.

Армянин испытал смешанное чувство. Лестно, что ему до сих пор приписывают достоинства жеребца. Но и обидно. Легенда, которую он всю жизнь старательно поддерживал, отчасти ложная, теперь казалась ему пошлой. От истощенного, плохо выбритого молодого человека веяло куда более притягательной чистотой.

— Проехали. Значит, ты получил телекс Верну?

— Ну да, по электронке.

— В котором часу?

— Вчера вечером. Около одиннадцати.

— А сегодня утром ты позвонил в криминалистический учет?

— Хватит вопросов. Вы знаете ответы.

— Но я не знаю, почему тебя так интересует это дело.

— Оно касается детей.

— Оно касается одного ребенка. Свидетеля. Ты считаешь себя специалистом?

Русский улыбнулся ему краешком губ. Чувственная вспышка, наверняка потрясавшая целые этажи секретарш в префектуре полиции.

— Касдан, вам ведь тоже известна моя история. Так что давайте сэкономим время.

— Ты — легавый из отдела по правам несовершеннолетних. У тебя свои счеты с педофилами. Но ты не специалист по насильственным преступлениям. И не психолог, которому поручено допрашивать детей, замешанных в этом деле.

Тот улыбнулся еще шире, и Касдана поразило, сколько в этой улыбке того, о чем он и не догадывался: юности, пылкости, жизнерадостности.

Русский закурил и направил сигарету на Касдана:

— Я вам нужен.

— Чтобы допрашивать ребятишек?

— Не только. Чтобы сорвать банк в этой игре.

Касдан расхохотался:

— Не строй из себя крутого, дай мне наводку.

Молодой полицейский глубоко затянулся и бросил на старого вояку взгляд. Под усилившимся дождем его глаза блестели хрустальным блеском. На ресницах сверкали дождевые капли. Касдан понял. Ломка, апатия, уязвимость соскочившего наркомана — все это лишь для отвода глаз.

Развалина обернулась гением. Солдат, способный стать командиром.

— Отпечаток кроссовки.

— И что?

— Его оставил не свидетель.

— Нет?

— Это след убийцы.

Светлые глаза погрузились в зрачки Касдана.

— Убийца — мальчишка, Касдан.

— Мальчишка? — тупо повторил за ним армянин.

— Вот моя версия: Гетц был педофилом. Один из певчих свел с ним счеты. Конец истории, Касдан. Месть изнасилованного ребенка. Детский заговор.

Всю обратную дорогу одна фраза не шла у Касдана из головы. Знаменитая реплика Ремю из фильма Анри Декуэна «Неизвестные в доме». В роли адвоката-пьяницы он бросает суду: «Дети никогда не виновны!» Касдан повторил эти слова вслух, подражая южному акценту актера: «Дети никогда не выно-о-овны…»

И тут же ему вспомнились слова молодого полицейского: «Убийца — мальчишка». Нелепо. Чудовищно. Бред. За сорок лет службы Касдан ни разу не сталкивался с убийством, совершенным ребенком, — разве что очень редко читал о таком в газете, в разделе происшествий. И вот пожалуйста. Проехал пятьдесят километров, потратил три часа времени, чтобы услышать такую чушь.

О Волокине у него уже сложилось определенное мнение. Молодой русский — чокнутый. Накрученный, переживший детскую травму, не удивительно, что ему повсюду мерещатся стервятники-педофилы. Они пожали друг другу руку, обменялись номерами мобильных, но Касдан дал понять, что этим стоит ограничиться. Пусть отдыхает в своей клинике и больше не встревает в его расследование.

Он посмотрел на часы. 21.00. Меньше чем через полчаса он будет дома. Сварит себе горячего кофе и возьмется за книги. Похоже, политический след самый правдоподобный. К утру он будет знатоком политической истории Чили.