— Я из следственной группы, которая занимается убийством Вильгельма Гетца, — сказал он.
Звякнув бубенчиками, Франс Одюссон сняла колпак.
— Утром я получила результаты из лаборатории Мондора. Идемте.
Касдан пошел за ней следом под любопытными взглядами медсестер-домовых. Они уже миновали несколько лесных хижин, когда бывший легавый догадался, что это не декорации, а настоящие кабинеты. ЛОР-эксперт отперла предпоследнюю дверь, украшенную профилем северного оленя.
— Мы готовим рождественское представление, — пояснила она. — Для детей.
Внутри было не повернуться. Справа стоял письменный стол, к нему жалось кресло, сбоку еще один стул, и все завалено папками. К стенам приколоты схемы срезов барабанных перепонок, томограммы. Со своими ста десятью килограммами Касдан боялся шелохнуться.
— Садитесь, — предложила Одюссон, снимая стопку папок с кресла.
Касдан осторожно сел, а она тем временем сбросила костюм домового. Под ним ее пышное тело обтягивал тонкий черный свитер и черные джинсы. У нее была тяжелая грудь, и белый лифчик проглядывал между черными петлями, обрисовывая снежные холмики. Касдан почувствовал теплую волну внизу живота. Ощущение было приятным.
— Тут есть одна загвоздка. — Она взяла в руки прислоненный к стене конверт и, присев, открыла его. — Лаборатория ничего не нашла.
— Вы хотите сказать, никаких частиц?
— Вообще ничего. Специалисты из Мондора исследовали внутренность пирамиды височной кости под электронным микроскопом. Они провели химические тесты. Ни следа осколка, ни металлических опилок, ничего.
— И что это значит?
— Видимо, игла была из такого прочного сплава, что от нее при столкновении с костью не отделились микрочастицы. А это действительно очень странно. Ведь игла прошла через ушные косточки и достигла улитки. Так что она терлась о кость. Однако орудие убийства не оставило никаких следов.
— Как, по-вашему, выглядела эта игла?
— Очень длинная. Она пронзила орган слуха, как мощная звуковая волна. Кончик разрушил реснитчатые клетки улитки, в которой находится кортиев орган. Сейчас я вам покажу снимки, сделанные под электронным микроскопом.
Она разложила на столе черно-белые фотографии. Нечто похожее на подводные равнины со спутанными водорослями. Снимки казались порождением кошмарного сна. Это была микрожизнь, сумрачная, пугающая. К тому же скопление ресничек чем-то напоминало волнение на море.
— Внешние реснитчатые клетки, — продолжала женщина, — воспринимают и усиливают звуковые вибрации. Как вы сами видите, реснички разрушены орудием преступления. Если бы жертва выжила, она бы до конца дней осталась глухой.
Касдан поднял глаза. Его взгляд снова упал на ее груди. Но теперь это зрелище на него никак не подействовало.
— Доктор Мендес упоминал вязальную спицу. А как по-вашему?
— Наверняка нет. Острие иглы гораздо тоньше.
Встав из-за стола, она указала на прикрепленную к стене схему: нечто вроде разноцветной улитки. Она наставила указательный палец на узкий проход.
— На этой схеме вы видите ушные косточки, образующие очень тесный коридор. Игла проникла в этот промежуток. Из чего следует, что у нее был очень тонкий кончик. Думаю, что у острия имелась ручка и все вместе сделано из очень прочного сплава.
Франс Одюссон снова села. У Касдана вдруг возникла дикая мысль.
— А острие могло быть ледяным? Замороженная вода не оставила бы никаких следов…
— Нет. Такая тонкая ледяная игла сломалась бы о кость. Я говорю об оружии толщиной в несколько микронов. Сделанном из… неизвестного сплава. Что-то из области фантастики.
Она улыбнулась, осознав смысл своих слов.
— Извините меня, наверное, я смотрю слишком много телесериалов. На самом деле я просто хотела сказать, что в этом вся загадка. В орудии преступления.
Касдан снова взглянул на снимки. Эти угольно-черные равнины — словно окаменевшие, материализовавшиеся страдания убитого. Интуиция подсказывала ему, что между причиной смерти, болью и мотивом преступления, который, возможно, имелся у чилийских истязателей, есть связь.
— Мне удалось очень быстро оказаться на месте преступления, — объяснил он. — Крик жертвы все еще звучал в органных трубах. Очевидно, Вильгельм Гетц издал страшный вопль. Рикардо Мендес полагает, что он умер от боли. Как по-вашему, такое возможно?
— Вполне. Мы здесь провели немало исследований болевого порога барабанной перепонки. Это очень чувствительная область. Мы постоянно лечим баротравмы, полученные при резких перепадах давления во время глубоководных погружений или авиаперелетов. Пострадавшие утверждают, что боль была чрезвычайно острой. В данном случае острие проникло очень глубоко. Боль вызвала сильнейший шок на уровне всего организма и привела к остановке сердца.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу