Дин Кунц - Странный Томас

— Это могло произойти, когда ты боролся с Харло.

— Могло, — кивнул я.

— Страховая компания заплатит за него, как и за все остальное.

— Конечно, заплатит, — согласился я.

Мы спустились вниз. Стиви сидел на высоком стуле у стойки для завтрака и уплетал за обе щеки лимонный кекс.

— Ты уж извини, но я сломал твой стульчик, — признался чиф Портер, который не терпел лжи.

— Это всего лишь старый стул-Барни, — ответил мальчик. — Я давно перерос все связанное с Барни.

Мать Стиви заметала осколки стекла на совок.

Чиф Портер сказал о стуле и ей, она хотела отмахнуться от такой ерунды, но он заставил ее пообещать, что она посмотрит, сколько стоил стул, и сообщит ему.

Он предложил подвезти меня к дому, но я ответил, что доберусь быстрее тем же путем, каким попал сюда.

Вышел из дома через дыру, образовавшуюся на месте стеклянной двери, обошел бассейн, вместо того чтобы форсировать его вплавь, перелез через каменный заборчик, пересек узкий проулок, перелез через железную изгородь, обогнул по лужайке другой дом, перешел Мариголд-лейн и вернулся в свою квартиру над гаражом.

Я вижу мертвецов, а потом, клянусь Богом, делаю, что могу.

Такая активная позиция продуктивна, но опасна. Иногда она приводит к тому, что прибавляется стирки.

Переодевшись в чистые джинсы и белую футболку, я спустился вниз и направился к заднему крыльцу миссис Санчес, чтобы подтвердить ей, что вижу ее. Этот ритуал повторялся каждое утро. Через сетчатую дверь я увидел, что она сидит за кухонным столом.

Постучал, и она спросила:

— Ты меня слышишь?

— Да, мэм, — ответил я. — Прекрасно слышу.

— И кого ты слышишь?

— Вас. Розалию Санчес.

— Тогда заходи, Одд Томас.

Ее кухня пахла перчиками чили и тестом из кукурузной муки, жареными яйцами и козьим сыром. Я — потрясающий повар по приготовлению быстрых блюд, но Розалия Санчес — прирожденный шеф-повар.

Все в кухне старое, изношенное, но безупречно чистое. Вещи прошлого становятся только дороже, когда время и долгое использование покрывают их теплой патиной. Кухня миссис Санчес прекрасна, как самый лучший антиквариат, с бесценной патиной: здесь всю жизнь готовили с любовью и удовольствием.

Я сел за стол напротив нее.

Ее руки крепко сжимали кофейную кружку, а потому не тряслись.

— Этим утром ты припозднился, Одд Томас.

Она всегда называет меня по имени и фамилии.

Иногда у меня возникает подозрение, что она думает, будто Одд — это не имя, а титул, вроде принца или герцога, а правила этикета требуют от простолюдинов, чтобы они использовали его, обращаясь ко мне.

Возможно, она думает, что я — сын свергнутого с престола короля, который должен жить в бедности, но все равно остается особой королевской крови и заслуживает соответствующего отношения.

— Да, припозднился, — признал я. — Извините. Утро выдалось такое суматошное.

Она не знает о моих особых отношениях с покойниками. У нее достаточно своих проблем, чтобы волноваться о мертвых, которые совершают паломничество к ее гаражу.

— Можешь ты видеть, во что я сегодня одета? — озабоченно спросила она.

— Светло-желтые слаксы. Темно-желтая с коричневым блуза.

Голос становится игривым.

— Тебе нравится заколка-бабочка на моих волосах, Одд Томас?

— Никакой заколки нет. Ваши волосы стянуты сзади желтой лентой. Вам это к лицу.

В молодости Розалия Санчес, должно быть, была ослепительной красавицей. К шестидесяти трем годам она набрала несколько фунтов, на лице добавилось морщинок, но красота никуда не делась. Лицо ее светилось человечностью и нежностью, благородством и заботой о людях. Наверное, такой же свет шел от лиц тех, кого после смерти канонизировали, признавая святыми.

— Когда ты не пришел в обычное время, я решила, что ты приходил, но не заметил меня. И еще подумала, что не могу видеть тебя, потому что, когда я стану невидимой для тебя, ты, соответственно, станешь невидимым для меня.

— Я просто припозднился, — заверил я ее.

— Это ужасно, быть невидимым.

— Да, но тогда мне не пришлось бы так часто бриться.

Когда речь заходила о невидимости, миссис Санчес не терпела шуток. По ее божественному лицу пробежала тень неодобрения.

— Когда я тревожилась о том, что стала невидимой, я всегда думала, что смогу видеть других людей. Это только они не смогут видеть или слышать меня.

— В старых фильмах о Человеке-невидимке, — напомнил я, — в холодную погоду люди могли видеть его дыхание.