Александр Варго - Дом в овраге

– Я хочу, чтобы ты умерла, – шепнул я, отцепляя руки от решетки. Они больше не тряслись, и это было даже странно.

– Это произойдет, Артур. И очень скоро, могу тебя обрадовать, – серьезно сказала Маша. Она вздохнула и взялась за ручку двери. – Твои друзья не признаются, Арч.

– В чем? – тупо спросил я, глядя куда-то в стену. Мне казалось, что я сейчас блевану, несмотря на то что блевать было особенно нечем.

– Кто ходил тогда возле колодца. Когда я была внизу. Они говорят, что это не они. Но я-то знаю, что там точно был кто-то из вас.

Глаза Маши были похожи на изумрудные штыки:

– Это точно не ты?

Знали бы вы, какого труда мне стоило выдержать этот взгляд. Такое ощущение, что кто-то невидимый проник в твой организм и сканирует его, выдавая нужную информацию на принтере.

– Нет, – сухо ответил я. – Убирайся отсюда. Меня тошнит от тебя.

– Не забудь покушать, – ласково сказала Маша, открывая дверь. – Остынет.

– Пошла ты!!! – завизжал я, но Маша уже вышла. Я бессильно опустился на пол и заплакал.

Гарик уже не кричал – сил на это не было. Он просто глухо выл, как умирающий зверь, попавший в яму. Обрадованные кровососы снова жадно копошились на его теле, вгрызаясь все глубже и глубже в плоть. Они залезали в уши, в ноздри, в рот, он пытался спасти глаза, крепко зажмуриваясь, но, похоже, какая-то мерзость добралась до его левого глаза.

Он чувствовал, что в доме что-то происходит. Теперь крики слышались все чаще и чаще, голос был женским, иногда кричал мужчина. Гарик не знал, радоваться ему или сожалеть. С одной стороны, клоун занят, истязая кого-то другого. А возможно (хотя надежда на это была слишком мала), расправляются как раз с этим наряженным психом. В таком случае, если клоуна обезвредят, его, может, спасут. А может, и нет.

«Никто тебя не спасет, кретин», – сказал он про себя.

Съешь его.

Съешь труп. СЪЕЕЕЕЕШЬ!

Из потрескавшихся губ мужчины вырвался клекот, в котором уже не было ничего человеческого. Собравшись с последними силами, он стал тянуть на себя руку, пытаясь освободить кисть трупа от проволоки, которой он был прикручен к качелям. От напряжения открылись запекшиеся ранки, Гарик стонал, но тянул, невзирая на боль. На какой-то миг ему даже показалось, что у него стало получаться... или это уже галлюцинации, ведь это невозможно, особенно в его состоянии...

Внезапно его всего тряхнуло, и он едва удержался на ногах, по инерции качнувшись влево. Гарик приоткрыл глаза – перед лицом была рука клоуна. Перчатка в некоторых местах лопнула, сквозь дыры торчали пальцы с отслаивающимся эпидермисом и ногтями. Господи, он сделал это.

Гарик мрачно усмехнулся. Разъяренная боль куда-то ушла, уползла, оставив вместо себя лишь какое-то ноющее онемение во всем теле.

Да, он обязательно попробует мертвечинку. Потому что другого выхода у него нет. В доме снова кто-то завопил, и Гарик принялся обкусывать плоть с руки трупа.

«Мясо, вареное мясо», – твердил он себе безостановочно, чтобы его не вырвало. Изредка он приоткрывал веки, чтобы видеть плоды своего труда. Только так, и не иначе. Только так он сможет освободиться от «браслетов».

Она долго не появлялась, и мне уже стало казаться, что я останусь в этих стенах навсегда. Хотя криков не стало меньше, наоборот, они стали громче. Судя по всему, пытки были в самом разгаре. Зато на улице наступила тишина, и мне даже почудилось, что я слышу стрекот сверчков. Значит, наступил вечер.

Я лег на матрац и закрыл глаза. Я пытался представить себе мать, отца, всю нашу веселую, дружную семью, то время, когда мы были вместе. Однако вместо матери воображение рисовало скелет в истлевших лохмотьях, а отец неизменно превращался в оборотня с оскаленной пастью.

Возле дверей кто-то завозился, и я подскочил. Кто там?! Неужели эта сумасшедшая стерва пришла за мной?!

Дверь открылась, и в комнату вошла Маша, держа в руках какой-то рюкзак. Она все еще была наряжена в клоунский костюм, но грима на ее лице не было. Я со злорадством отметил, что она выглядела настоящей старухой – кожа бледная, как рыбье брюхо, под глазами обозначились глубокие круги, уголки губ опустились. Боже, и я мог влюбиться в нее?!

Маша скинула рюкзак и начала снимать с себя маскарад. Движения ее были вялыми, какими-то заторможенными, будто она делала это все во сне.

– Что с ребятами? – отважился я задать вопрос.

– Герасима уже нет, – буднично ответила она, скидывая огромные башмаки с налипшей травой. – Алекс тоже доходит.