Питер Джеймс - Искушение

Она сидела на уголке софы в свободной блузе с короткими рукавами и черных брюках, ничего не замечая, кроме кадров фильма. На экране Аль Пачино шел через широкий луг. Вокруг него с лаем бегала собака. Двое мужчин сидели в садовых креслах.

– Гулливер, – сказала она неожиданно.

– Что? – спросил Джо.

Она наклонилась вперед, словно еще более увлекшись фильмом.

– Вы сказали «Гулливер»? – Он недоуменно остановился, ожидая ответа, но его не последовало. Поглощенная фильмом, Стасси не замечала его. Он почувствовал себя посторонним в этой комнате. И вышел, прикрыв за собой дверь.

В кухне Джо набрал воды в чайник, зажег газ. За спиной у него кто-то двигался. В кухню вошла Стасси.

Она застенчиво улыбнулась.

– Можно мне стакан воды? – Ее голос звучал еще выше и звонче обычного, а ее глаза, едва столкнувшись с его взглядом, сразу же скромно опустились вниз.

– Разумеется. – Он поморщился, удивившись, зачем ей понадобилось спрашивать. И тут она снова посмотрела на него, словно ища поддержки. – А вы уверены, что не хотите кофе? – спросил он.

– Нет, спасибо. Лучше воды.

– Вам понравился фильм?

Она кивнула, но что-то, казалось, беспокоило ее. Она прикусила губу и отвернулась от него с потерянным видом. Джо смотрел на нее, недоумевая, в чем дело, и вдруг почувствовав беспокойство за нее. И тут она протянула руку, открыла дверцу буфета и достала оттуда стеклянный стакан. Подержав его какое-то время в руке и разглядывая, словно это был приз, она прошла мимо Джо и подставила стакан под кран.

– Вы всегда можете наливать себе воду из бутылок, – сказал он.

– Спасибо, это замечательно, – откликнулась она, – но я люблю такую воду. – Она повернулась, держа стакан левой рукой и свободно качая другой, и прошла в нескольких дюймах от него, причем ее правая рука слегка задела его промежность.

Он резко отступил назад, дернувшись и ощутив резкое эротическое возбуждение. Она, не задерживаясь, прошла к дверям, словно ничего не заметив. Его мысли смешались. Было похоже, что она сделала это намеренно. Но нет, она не могла этого сделать.

Выходя из кухни, она бросила на него мимолетный взгляд, в котором ничего нельзя было прочесть – он мог означать и все и ничего.

Случайность, всего лишь случайность. Он попытался отбросить эту мысль, но не мог удержаться и вспомнил ощущение ее пальцев, пробежавших по передней части его плисовых брюк. И взгляд, которым она одарила его, выходя из дверей. Понимающий взгляд…

Когда он открывал банку с кофе, руки у него так дрожали, что часть гранул просыпалась на пол. И потребовался почти час, чтобы он смог на чем-то сосредоточиться.

Позже, лежа на раскладушке рядом с кроватью Карен, как он делал со дня ее возвращения из больницы, он снова подумал о глазах Стасси, наблюдавших за ним через внутреннее зеркальце машины. И о спокойной улыбке на ее лице. Думал о ее руке, коснувшейся его на кухне. И вдруг почувствовал страх.

Когда он представил себе ее лицо, что-то в его выражении показалось ему одновременно знакомым и совершенно чужим. Внутри его набирало силу необъяснимое опасение, и это еще больше его возбуждало.

Во вторник вечером Карен отправилась в постель сразу после раннего ужина, чтобы хорошо отдохнуть перед предстоявшим на следующий день путешествием в Лондон и тяжелым испытанием – докладом Джо в Королевском обществе. Она нервничала, боясь появиться на публике, и сожалела о своей браваде, когда заявила Джо, что решила поехать с ним. Она хотела быть там, чтобы поддержать его, но сомневалась, что поступает правильно. Не лучше ли ей пока оставаться дома и не показываться на людях? Но каждый раз, когда она говорила об этом Джо, тот не хотел ее слушать.

Джо вернулся в кабинет и сел за стол. Он не был доволен своей речью. Еще раз перечитал текст сообщения, которое он сделал три года назад, и понял, что все написанное теперь – лишь перефразировка, но более осторожная и менее оптимистичная, его прежнего доклада. Все плоско, сглажено, никакой изюминки, и он опасался, что публика подумает: стареет профессор, теряет запал.

У него была одна неразыгранная карта, которую он на этот раз не собирался использовать. Но он чувствовал, что завтра понадобится выложить нечто такое, чтобы публика почувствовала шок, чтобы слушали разинув рты. Имелось одно-единственное, чем он мог добиться такого эффекта, и он включил настольную систему и вошел в АРХИВ.

«Добрый вечер, профессор. Еще один теплый день. Ночная температура будет не ниже четырнадцати градусов Цельсия. Как ваши дела?»