Айзек Адамсон - Тысячи лиц Бэнтэн

Я никак не мог узнать, та ли самая это женщина, — разве что отправиться к Накодо. Но в подростковой журналистике долго не протянешь, если не научишься раскапывать информацию в необычных местах. А место, где утонула Миюки, в своем роде было одним из самых необычных в городе.

Район, где все случилось, находился недалеко от места, где днем раньше я виделся с профессором Кудзимой. Сойдя с поезда на станции Дзимботё, я отправился на юго-восток, к автостраде № 5, проходящей над рекой Нихомбаси. У этого района была богатая история, но ее по большей части закатали в бетон.

Я, конечно, не профессор Кудзима, но историю водных путей знаю довольно неплохо. В старом Эдо речушки и каналы, соединяющие внутренний город с широкой рекой Сумида на восточной стороне, были ключевыми для коммерческой жизни города. Но после того, как адмирал Перри и его знаменитые двенадцать черных кораблей заставили Японию покончить с изоляцией, Токио начал спешно модернизироваться, и водные пути стали терять свою значимость. К 1920-м годам движение на реке уже угасало, а после Второй мировой водные пути были обречены. Но похоронный звон раздался только в 1960-х, когда в Токио начался строительный бум и город сдвинулся к западу. Не знаю точно насчет автострады № 5, но многие большие автомагистрали построили для Олимпийских игр 1964 года. Н строили их не только для того, чтобы дать токийцам новые пути передвижения, но и для того, чтобы кинуть понты перед всем остальным миром: дескать, вот какая Япония современная.

Я шел вдоль канала под автострадой, а в двадцати футах у меня над головой грохотали легковушки и грузовики. В постоянной тени огромной магистрали вода была грязно-зеленой, трава на речных берегах не росла, потому что их давным-давно залили бетоном. Над каналами вздымались арки каменных мостов эры Мэйдзи, но ни один турист не попрется сюда от Императорского дворца поблизости, чтобы ими полюбоваться. Темно, шумно, воняет дизелем и плесенью. Представьте себе главную магистраль Нью-Джерси, торчащую над амстердамскими каналами, и поймете, на что это похоже.

Я стоял в темноте, пялился на ряды грязно-белых бетонных опор, отраженных в затхлой воде, и никак не мог поверить, что Миюки Накодо умерла тут по собственной воле. Только самый неромантичный человек в мире выбрал бы песчаное подбрюшье автострады местом для последних мгновений жизни, а даже двадцать первый век не выбил романтику из большинства двадцатилетних женщин.

К тому же мост возвышался над водой на каких-то восемь футов. Думаю, уж если решаешь спрыгнуть с моста, с тем же успехом можно поискать мост достаточно высокий, чтоб угробиться при ударе о воду. А что касается речки, не понять, глубокая ли она, потому что поверхность мутна. Короче говоря, умереть здесь — та еще задачка, на это потребовалась бы чертовски сильная целеустремленность.

Конечно, если тебе немножко не помогут.

Наверное, я притащился сюда в надежде, что если увижу это место, оно как-нибудь уймет мое любопытство по поводу Миюки и ее папаши, и тогда я ухитрюсь собрать себя в кучу, закончить статью про Гомбэя и свалить обратно в Кливленд. Но когда я залез в это богом забытое бетонное болото в центре Токио, результат оказался прямо противоположным. Теперь я был на все сто уверен, что в доме Накодо все очень и очень не так. Ненормально, конечно, но, наверное, именно это я и надеялся разнюхать.

Я попытался представить, как Миюки стоит на мосту, решается на самоубийство, но, кроме ее родинки, не мог припомнить, как она выглядит. Может, меня заинтриговала не сама родинка, а навязчивость, с которой она лезла в глаза. Любая обычная молодая женщина — а в Японии это, прямо скажем, любая женщина, которая хочет выйти замуж прежде, чем достигнет ужасного возраста двадцать пять лет — уже давным-давно избавилась бы от этой штуки. Но Миюки оставила родинку, что говорило об упрямой независимости, о том, что плевать она хотела на те годы, когда ее дразнили в школе и вечно доставали такими деликатными предложениями разные прекраснодушные типчики, которые, дай им волю, и единорогов превратили бы в лошадей.

Если б не эта родинка, я ни за какие коврижки не узнал бы Миюки в новостях. Не прочел бы статью в газете, и не лазил бы под автострадой, и не увидел бы фигуру, которая теперь торчала на мосту примерно в квартале от меня.

Она стояла абсолютно неподвижно, опираясь на бетонное ограждение и глядя вниз на воду. Как раз так, как я пытался представить Миюки. Несколько секунд я смотрел на девушку и ждал, что та отвернется от воды и пойдет дальше по мосту. Ничего подобного. И тут вдруг раз — и я понял, что она здесь по той же причине, что и я. Если б я знал, что случится в следующие дни с нами обоими, я бы оставил ее в покое, развернулся и свалил. Блин, да я бы умчался не оглядываясь.