Петра Хаммесфар - Грешница

– Мы можем немного размяться?

Парковка была обсажена кустами, двухэтажное здание окружали старые деревья.

– Выглядит очень мирно, – произнесла Кора.

Рудольф подождал, пока она выйдет, и закрыл автомобиль. А затем пошел вместе с Корой вдоль кустов по направлению к клинике. За ней располагался частный дом. Еще по первому своему визиту сюда полицейский помнил, что он был выдержан в том же стиле, что и клиника.

Разминаться Рудольфу не хотелось. Он медленно повел Кору к зданию, желая поскорее с этим покончить. Она опять начала что-то ему рассказывать. Сейчас она была похожа на ребенка, который поет и насвистывает, спускаясь в темный подвал. Полицейский прекрасно понимал, как Кора себя чувствует: виноватой от кончиков волос до пяток.

Собственные чувства он пытался вынести за скобки. Он не в силах ей помочь. Ни он, ни Браунинг, ни прокурор, ни судья. Они могут найти тысячу возможных причин, по которым умер Георг Франкенберг. Но никто не снимет с ее плеч груза вины за смерть Магдалины. Бурте может попытаться объяснить ей, что это был несчастный случай или же убийство из милосердия.

Вдруг Рудольф понял, что тут он ошибается и она пыталась ему это объяснить. Смерть Магдалины! Он догадался, чей скелет нашли в августе пять лет тому назад. Но прыгнуть двумя ногами на грудь… Что за чушь! Должно быть, Кора надавила чуть сильнее рукой, когда ласкала сестру, думая о Джонни.

Отец, любивший ее больше всего на свете, хранил молчание. Сумасшедшая мать ничего не поняла. Соседку перестали пускать в дом. Возможно, труп пролежал несколько месяцев в комнате наверху, пока Маргрет не решилась наконец что-нибудь предпринять; она вывезла скелет в пустошь, подделала свидетельство о смерти. Все просто.

К входной двери вели три ступеньки. Рудольф шел на шаг впереди Коры. Он нажал кнопку звонка, и через несколько секунд дверь открылась. Молодая женщина в белом халате, миловидная и изящная, вопросительно посмотрела на него и, заглянув через плечо, скептически покосилась на его спутницу.

– Что вам угодно?

Рудольф предъявил служебное удостоверение.

– Мы записаны на час дня к профессору Франкенбергу. К сожалению, мы приехали раньше назначенного времени.

Ничего страшного. Они могут подождать в приемной. Рудольф вошел первым и пересек холл. Кора последовала за ним, испуганно съежившись, словно прямо посреди приемной стояла плаха. Но там был лишь диван, пододвинутый к стене. Рядом с ним стояла огромная пальма с похожими на зонт листьями. А над диваном висела современная картина в простой раме. Во время первого визита Рудольфа Гровиана провели в другое помещение и он ее не видел.

Кора направилась прямо к картине и остановилась напротив дивана. На ее лице отражались удивление и смущение. Она опустила взгляд, посмотрела на пол, затем снова на картину, провела рукой по стене рядом с диваном.

– Что-то не так, – сдержанно произнесла Кора. – Они замуровали лестницу. – И она бессильным жестом обвела комнату. – Они все здесь перестроили. – Кора ткнула пальцем в противоположную стену. – Там мы и стояли. Мы с Джонни. Мне было плохо, потому что я… Магдалину…

Не договорив, она встрепенулась, и внезапно ее затошнило. А затем Кора, запинаясь, снова заговорила.

Я никогда не ненавидела ее сильнее, чем в тот миг, когда она вытянулась на постели. Я знала, что на этот раз моих пальцев и свечи будет недостаточно – потом Магдалине обычно хотелось поговорить и пообниматься. Для того чтобы она устала по-настоящему, я должна была сделать это языком… Мне стало дурно от одной мысли об этом.

Именно в тот миг я поняла, что все наоборот: не я жила за нее, а она жила моей жизнью. Раньше отец называл ее воробышком. Она, словно воробей, выхватывала зерна овса из моей дерьмовой жизни. А мне оставляла то, что ей не подошло. Отвратительно!

Возможно, это шампанское перевернуло все с ног на голову. А возможно, Джонни, которого я оставила в кафе. Мне казалось, что, целуя и лаская Магдалину, я сгораю изнутри. Именно это делал бы со мной Джонни, если бы я осталась с ним.

И тогда я начала ей рассказывать. Правду. До сих пор у меня не было ни одного мужчины, только платонические отношения со спаржевым Тарзаном. Никакого горячего секса с крутыми перцами, лишь несколько вялых поцелуев, отдававших пивом. А теперь появился тот самый единственный, от которого у меня голова идет кругом.

Магдалина лежала и молча слушала. Когда я расплакалась, она меня обняла. Я почувствовала на спине ее руки. Она просунула руку под футболку и стала гладить меня по спине. Я слышала ее шепот: