Грегг Гервиц - Обвинение в убийстве

– Мы должны держать их за пределами операции, чтобы они все время были на боковой линии.

– А если все пойдет не так, как мы хотим?

– Используем поправку о самороспуске и распустим Комитет.

– Ты, наверное, жаждешь добраться до дела Кинделла.

– Ты даже не представляешь себе как.

Аненберг достала из сумочки сложенный втрое документ и подтолкнула его к Тиму.

Записи государственного защитника.

– Рейнер попросил меня сделать в офисе их копию. Я случайно сделала две. Положи ее в карман и не смотри, пока не придешь домой. И не проси меня больше ни о чем.

Тим едва удержался, чтобы сейчас же не перелистать страницы. Как ни трудно ему это было сделать, он засунул листки в задний карман. Когда Тим поднял голову, Аненберг уже ушла.

Неожиданно воцарившаяся тишина терзала его, но он справился с этим. Он не мог рисковать: вдруг Рейнер зайдет и найдет его за изучением похищенных документов? И он не мог встать и уйти после того, как заявил, что собирается просмотреть папку Баурика. Надо действовать взвешенно…

Он уменьшил свет лампы и долго смотрел на недовольное лицо Баурика перед тем, как открыть папку.

Тим ушел, не потрудившись найти Рейнера и оповестить его о своем уходе. Съезжая с подъездной дорожки, он почувствовал, как дом нависает над ним, темный и фальшиво-старинный.

Он проехал несколько кварталов, потом припарковался и пролистал записи государственного защитника по делу Кинделла. Возбуждение уступило место разочарованию. Беседы адвоката с Кинделлом перед судом были отрывочными и неполными.

«Жертва принадлежала к тому типу, который особенно привлекал клиента».

«Клиент утверждает, что после смерти он провел с телом полтора часа».

У Тима скрутило желудок, и ему пришлось опустить стекло и глотнуть холодный воздух, прежде чем он смог собраться с силами и читать дальше.

Предложение на пятой странице привело его в состояние шока. Он попытался привести себя в чувство и вдруг заметил, что перечитывает его снова и снова, пытаясь увязать каждое слово с его значением.

«Клиент утверждает, что все аспекты преступления он совершил один».

А снизу приписка:

«Не говорил ни с кем о Вирджинии Рэкли или о преступлении, пока полицейский наряд не прибыл к нему в гараж».

Преодолевая окутавшее его оцепенение, Тим закончил читать отчет. Никакой новой информации.

У Кинделла не было причины обманывать защитника и лгать в конфиденциальной беседе. Если только в папке не было дополнительных фактов, не отраженных в отчете государственного защитника. Тогда Тим все это время был на ложном пути. Гутьерес, Харрисон, Делейни, его отец – все они правы.

Убеждение в том, что у Кинделла был сообщник, переросло в навязчивую идею, защищавшую его от страшного удара, который несла с собой смерть Джинни. Если Кинделл в самом деле был единственным убийцей Джинни, то у Тима не было вариантов. Ему ничего не оставалось делать, как столкнуться с Кинделлом лицом к лицу и сказать себе, что смерть его ребенка – это реальность.

Дрей пошла спать – автоответчик включился на середине первого же звонка, – и он сообщил ей новость, зашифровав ее на случай, если там был Мак.

Внезапно ощутив, что он полностью истощен, Тим поехал домой и провалился в сон. Проснувшись, он несколько минут полежал на матрасе, глядя, как пылинки кружатся в луче утреннего света, льющегося из окна. Его мысли упорно возвращались к черной папке, ожидавшей его в сейфе Рейнера.

Если эта папка не даст доказательств того, что в деле был сообщник, он скоро сможет разобраться с Кинделлом.

Но сначала надо достать Баурика.

Он принял душ, оделся и вышел на улицу. Он сидел за столиком в углу забегаловки, где подавали завтраки, и листал «Лос-Анджелес таймс». Казнь Дебуфьера снова попала в заголовки, но в статьях мало писали о реальном ходе расследования.

Через некоторое время Тим вернулся в свою квартиру и сел на единственный стул, положив ноги на подоконник. Потом вытащил три страницы записей, которые забрал из папки Баурика. В поисках вдохновения зашел в Интернет и нашел фотографию тренера, сжимающего в объятиях свою мертвую дочку. Долго смотрел на лицо мужчины, перекошенное мукой и каким-то упорным неверием. Теперь Тим испытывал к нему сострадание.

И еще его вдруг придавило осознание бесполезности всего, что он делал.

Он потер руки, просмотрел три страницы записей и сформулировал стратегию. Баурик искусно организовал свое исчезновение, чтобы избежать угроз и покушений на свою жизнь. В обычное время вычислить его местонахождение не составляло для Тима особого труда. Любое госучреждение, от Министерства финансов до Иммиграционной службы и таможни, располагали подробной компьютерной базой данных, но все они сейчас были для него недоступны. Тим не мог позвонить своим приятелям в других агентствах, коллегам и знакомым из разных компаний. Он не мог ни с кем говорить лично, появляться в каких-либо местах или просить разузнать о чем-нибудь информаторов. Придется все делать тайком, как преступнику, которым, как он полагал, он и является.