Мартин Смит - Волки сильнее собак

– Вы уж простите Ренко, он всю Москву считает местом преступления, – вставил Зурин. – Проблема в том, что пресса непременно сделает сенсацию из смерти любого человека, а уж тем более такого известного, как Паша Иванов.

В таком случае самоубийство сошедшего с ума бизнесмена лучше убийства, подумал Аркадий. Тимофеев мог оплакивать друга-самоубийцу, а вот расследование убийства бросало тень на компанию «НовиРус», особенно в отношении перспектив работы с зарубежными партнерами и инвесторами, которые уже почувствовали, что занятие бизнесом в России – дело темное. До этого Зурин «руками» Аркадия расследовал финансовую деятельность Иванова, а теперь необходим быстрый поворот в обратную сторону. Нет, подумал Аркадий, Зурин не метрдотель, а скорее опытный моряк, знающий, когда менять курс.

– Кто имел доступ в эту квартиру? – спросил Аркадий.

– У Паши была только одна квартира, позволенная людям его уровня. Самая лучшая в мире система охраны, – ответил Зурин.

– Самая лучшая в мире, – согласился Тимофеев.

– Все здание внутри и снаружи напичкано камерами видеонаблюдения. Мониторы находятся не только на столе консьержа, но еще и у специалистов в самой службе безопасности «НовиРуса», – сказал Зурин. – В остальных квартирах ключи обычные. А у Иванова был пульт с кодом, известным только ему. У него также имелся блокиратор дверей лифта, чтобы ехать без посторонних. Он располагал такой системой безопасности, о которой можно только мечтать.

Аркадий уже побывал в вестибюле и видел мониторы по периметру стола красного дерева. Небольшие экраны были разбиты на четыре квадрата. У консьержа, кроме того, был установлен белый телефон с двумя линиями для связи с внешним миром и красный – для прямой связи с «НовиРусом».

– Знает ли персонал жилого здания код Иванова?

– Нет. Код известен только в главном офисе «НовиРуса».

– Кто же имел доступ к коду?

– Никто. Он был заблокирован до сегодняшней ночи.

По словам прокурора, Иванов приказал, чтобы никто, кроме него, не входил в квартиру – ни персонал, ни уборщица, ни водопроводчик. Любой попытавшийся это сделать появился бы на мониторах и был бы зафиксирован на видеопленке, персонал же ничего не видел. Иванов обычно сам делал уборку. Отдавал лифтеру мусор, а также белье в прачечную и химчистку, списки продуктов и прочего – все это должно было стоять в вестибюле, когда Иванов возвращался. В устах Зурина это прозвучало как хвала многочисленным талантам покойного.

– Чудак, – усмехнулся Аркадий.

– Он мог позволить себе валять дурака. Черчилль бродил вокруг своего замка голым.

– Паша не был психом, – вступила в разговор Рина.

– Каким же он был? – задал вопрос Аркадий. – Как бы вы его описали?

– Он худел. Сказал, что у него инфекция. Может быть, у него была аллергия на лекарства.

– Ожогина бы сюда, – вздохнул Тимофеев.

Аркадий заметил глянцевую обложку журнала с самоуверенным Львом Тимофеевым, который плыл на рассекающей волны яхте по Черному морю. Да, сейчас Тимофеев выглядит несколько иначе, отметил про себя Аркадий.

У края тротуара резко притормозила санитарная машина. Сыщик перешел улицу и сфотографировал пятна на мостовой и уже находившийся в пластиковом мешке труп Иванова. Когда тело подняли, под ним оказался какой-то предмет, похожий на стакан. Сыщик сделал еще один снимок.

Хоффман следил за Аркадием так же внимательно, как и за происходящим внизу.

– Это правда, что вы «всю Москву считаете местом преступления»?

– Сила привычки.

Гостиная представляла собой мечту судебно-медицинского эксперта: белые кожаные диван и кресла, благородный каменный пол и декорированные тканью стены, стеклянная пепельница и кофейный столик – все это превосходный фон для оставленных кем-то волос, помады, отпечатков пальцев, царапин и потертостей. Предметы в гостиной было бы легко покрыть пыльцой и изучить, но Зурин зачем-то пригласил посторонних и тем самым загубил улики. А ведь пока еще не ясно – выбросился ли несчастный по своей воле или же ему помогли?

Ни к кому конкретно не обращаясь, Тимофеев сказал:

– Мы с Пашей знаем друг друга давно. Вместе работали в научно-исследовательском институте, когда страна испытывала экономический кризис. Представьте, самая крупная физическая лаборатория в Москве, а мы работали без зарплаты. Директор, академик Герасимов, распорядился, чтобы отключили тепло – из экономии и, конечно, зимой трубы замерзли. У нас были тысячи литров радиоактивных отходов, и мы спустили их в реку посреди города. – Он осушил стакан. – Директор был человеком выдающимся, но иногда уходил в запой. В таких случаях он полагался на Пашу и меня. Короче, мы слили радиоактивную воду в центре Москвы, и никто об этом не знал.