Предпочитая даже в пределах собственного кабака оставаться в тени, Эммануэль редко светилась. На ней неизменно были надеты черные чулки, черное платье, на голове красовался дрэд из мелких черных косичек с вплетенными в волосы черными жемчужинами; ногти, которые могли легко выдать Эммануэль характерным розовым отливом, покрывались исключительно черным лаком. Из двенадцати залов ресторана Эммануэль отдавала предпочтение Черному: только тут она могла чувствовать себя в безопасности. В случае приближения угрозы ей было достаточно закрыть белые глаза — и сам черт не отличил бы ее от окружающих предметов.
Удивительно, но Эммануэль Петрова, как говорили, родилась от двух исключительно белых, чрезвычайно набожных родителей. Что вынудило ее резко потемнеть и из всех возможных дел остановить выбор на самых нелегальных, теневых и ужасных никто толком не знал. С трех лет она приучилась все делать по-черному. Даже сигареты с марихуаной, с которыми она подружилась в первом классе московской образовательной школы, были облачены в черную папиросную бумагу. Однако и у Эммануэль имелась одна непростительная слабость, этакое уязвимое место, по которому ее можно было прищучить даже в Черном зале «Каннибала» и даже когда она вроде бы закрывала глаза и поджимала губы, скрывавшие ее белые как снег зубы: Эммануэль любила выпить… молочный коктейль. Белый литровый стакан мороженого, смешанного с молоком, как правило, всегда находился перед хозяйкой «Каннибала» примерно на уровне живота, поэтому определить, где в данный, момент скрывается она сама, было делом техники.
* * *
В поисках состоятельного заказчика в «Каннибал» заглянул Серафим. Он знал, что найти Эммануэль совсем не просто, но он так же хорошо знал, что «Каннибалу», как никому в городе, позарез требуются наемные убийцы. Для начала он решил просто посидеть в баре и осмотреться.
— Что будем пить? — спросил у Серафима бармен.
— Водку, — ответил киллер.
— С кровью коммуниста или со спермой демократа?
— А если чистую водку?
— Ну если вы хотите с ходу подмочить репутацию… — Бармен поморщился.
— О'кей, — сдался Серафим. — Валяй кровь демократа.
— Нет, есть кровь коммуниста и сперма демократа. Крови демократа не бывает, — продолжал хохмить бармен.
— Да ну? — удивился киллер.
— Во всяком случае, к нам не поступало.
— Ты меня заморочил. Ладно, делай микс.
— О'кей. — Бармен ловко взболтал в миксере кровь коммуниста со спермой демократа и добавил немного водки. — Лёд?
— Нет, спасибо.
Понюхав то, что ему приготовили, Серафим едва не блеванул. Однако виду не показал, лишь отодвинул коктейль подальше от себя и миролюбиво стал слушать, о чем пел на сцене мужик с окладистой бородой. Мужик косил под русского шансонье, который, в свою очередь, косит под шансонье французского, волей судьбы заброшенного в сибирскую тюрягу:
А ты не давала, нет, ты не давала.
Лишь деньги мотала, но мне не давала.
Со мной ты играла, играла и срала.
Играя, насрала — попала мне в душу;
Зачем же так метко? — ведь я не игрушка…
Бородатый шансонье едва не ревел от разочарования, а пятеро девиц без лифчиков отплясывали вокруг него, высоко задирая ноги и жизнерадостно улыбаясь. Похоже, они совершенно не понимали, о чем он поет, и это привносило в исполнение особый колорит грусти и безысходности.
— Слушай, Дэня, что за чухарь пьет эту отрыжку?
— Вот эту? — Дэня с отвращением сунул нос в коктейль Серафима и огляделся по сторонам. — Я никого Me вижу, Шмон.
Серафим только сейчас заметил, что бармен исчез, а возле него ошивается парочка местных вышибал. Дэня и Шмон обсуждали появление нового лица на своей территории.
— Разуй фары, Дэня! — попросил Шмон.
— Ни хрена не вижу. Отрыжка стоит, а где чухарь? — Скривив челюсть, Дэня покрутил головой и сделал вид, что в упор не замечает Серафима.
— Хочешь сказать, у меня глюки? — расстроился Шмон.
— Ни хера я не хочу сказать. По-моему, это ты хочешь сказать, чтобы я просекал здесь каждого таракана.
— Я хочу? — Шмон красноречиво ткнул себя в грудь двумя пальцами: мизинцем и указательным.
— А че ты мне бакланишь?!! — завелся Дэня и потряс своими четырьмя пальцами у носа Шмона: парой мизинцев и парой указательных. — Я в упор ни хера не вижу!
— Я бакланю?!! — вышел из себя Шмон. — Ты, блин, Дэня, работаешь или херней страдаешь!
— Я, блин?!
— Ни хера себе!
— Вместо того чтоб вышибать чухарей, ловишь здесь всяких вшей и тараканов, — пояснил Дэня. — Понял?
Читать дальше