– Нынче вечером не смогла. Встречается в своем Дворце любви с итальянским жеребцом.
– С Магоцци? – скептически переспросил Родраннер.
– А с кем же еще?
Родраннер минуту подумал.
– По-твоему, у них любовь?
Харлей недоверчиво посмотрел на него:
– Тебя только что осенило, гений? Черт возьми, где ты был последние полгода? Конечно, любовь.
Нижняя губа Родраннера страдальчески и трагически скривилась, как всегда, когда он чего-то лишался.
– Никогда не видел, чтоб за руки даже держались. Думал, просто дружат.
Харлей поднял глаза к потолку:
– Господи боже, Родраннер, тут мозгового штурма не требуется. Надо иметь единственную функционирующую серую клетку, чтоб сразу понять, как только увидишь их вместе, тупо и растерянно уставившихся друг на друга.
– Господи помилуй! Ты только из этого заключаешь, будто они любят друг друга? Безнадежный романтик. Видишь то, что хочешь. Тупо и растерянно смотрит один Магоцци. Если бы у тебя функционировали две серые клетки, ты бы заметил, что Грейс ведет себя сдержанно. Знаю, он в нее влюблен, и мне его искренне жалко, но она далеко не готова пуститься по этой дорожке. Может быть, вообще никогда не пойдет.
Харлей испепелил приятеля взглядом.
– Никогда не осуждай романтиков. Любовь обладает таинственной непредсказуемой силой, творит еще более странные вещи, чем отношения между Грейс и Магоцци. Черт побери, кто знает? Может, когда-нибудь ты покажешься женщине привлекательным. Мир полон сюрпризов.
– Пуф! Иди сюда! Кис-кис-кис!.. – В голосе Розы звучала тревога, имевшая вполне веские основания. Никчемное животное носится по двору в такой поздний час, притворяясь глухим.
Она всегда боялась темноты, даже в детстве. С годами страх только усилился, стал через семьдесят с лишним лет иррациональной бессмысленной фобией, которая лишает рассудка. Ее не пугают обыденные опасности, подстерегающие пожилую одинокую женщину, – воры, убийцы, насильники, даже падение с переломом шейки бедра, все, о чем каждый раз заботливо предупреждает дочь. Страшна сама по себе темнота.
Роза сделала еще один осторожный шаг из задних дверей, мельком заметив что-то белое на другом краю клумбы с тюльпанами. Пуф, очевидно, решил, что хозяйка усердно трудилась сегодня в саду исключительно ради него, приготовив крупнейшую в мире песочницу.
– Пуф, иди домой!
В ответ кот сердито заколотил хвостом, заявляя, что придет, когда пожелает и будет готов, ни секундой раньше. Крошечные кошачьи мозги попросту не понимают, что, как только на задний двор опустится тьма, соседские собаки сожрут его живьем у нее на глазах, а она не сможет прийти к нему на помощь.
Господи боже, какой кошмар, ужас, глаза щиплют бессильные слезы. Почему проклятое животное не идет?
– Пуф, иди сюда сейчас же!
Пришел, наконец, присеменил к хозяйке, будто только что ее увидел, радостно и приветственно задрав хвост. Роза схватила кота на руки, утешительно заворковала, проливая на шерстку слезы облегчения. Как только очутилась в безопасности в ярко освещенной уютной кухне, глупые слезы высохли, и она налила Пуфу в блюдце сливок, а себе стакан шерри.
Уселась на диван, почти такой же старый, обмякший, как она сама, и тут зазвонил телефон. Это был зять – не самый блистательный умник на планете, плохой дантист, по ее убеждению, однако хороший муж для дочери Лоррел, а матери больше, пожалуй, нечего желать.
– Привет, Ричард. Да, все хорошо. Лоррел снова допоздна работает? Разумеется, помню о завтрашнем вечере, из ума еще не выжила. В пять часов. Поцелуй от меня девочек, скажи, с нетерпением жду встречи. Испекла печенье.
Роза с улыбкой положила трубку, с улыбкой включила телевизор, баюкая на коленях Пуфа, и задремала. Внучки приехали домой из колледжа, завтра вечером будет семейный ужин.
Позже она очнулась, в первый момент не поняв, где находится, чувствуя боль во всем теле от тяжких трудов в саду. Пуф с колен спрыгнул, но шерстка щекотала шею. Он занял излюбленное место на спинке дивана, где обычно сидит, глядя в окно. Роза потянулась погладить его, а рука застыла в воздухе.
Пуф урчал.
Она схватила пульт дистанционного управления, нащупала кнопку выключения звука.
– В чем дело, киса?
Помолчав, услышала позади в кустах легкий шорох. Овсянки в туе, вот и все, сказала она себе. На ночь птички устраиваются в мягких вечнозеленых растениях и тихонько шуршат, перескакивая с ветки на ветку.
Читать дальше