Борис Виан - Я приду плюнуть на ваши могилы [сборник]

– Насчет Боба Уитни бояться нечего.

– Всех сделает, – отрезал бармен.

Такой вот не очень разговорчивый мужчина.

– Чем бы заняться в этом городе в восемь часов утра? – спросил я.

– Ничем, – отрубил он. – Работать надо.

– До пяти работы нету, – сказал я, залпом допивая виски. Что и говорить, привыкнуть к алкоголю было не просто.

Перед стойкой начиналась лестница, ведущая в зал на втором этаже. Оттуда доносился какой-то шум, возня – ведра, швабры, – кто-то делал уборку. Я поднял глаза и заметил на верхней ступени черно-белый халат негритянки. Она стояла на коленях, а ее жирный зад ритмично ходил из стороны в сторону.

– Еще одно виски, – сказал я бармену.

Ну что можно сделать в восемь часов утра? Я заметил музыкальный ящик.

– А что там есть? – спросил я.

– Не знаю.

Я растерянно отступился.

– Сколько я вам должен?

– Доллар, – сказал он.

Я заплатил и вышел. Дошел до ближайшей станции метро. Купил газету и дождался поезда. Забит до отказа. Там я себя почувствовал не так одиноко. А они все куда-то ехали. Они все были кем-то. А я, я никуда не ехал, я стоял на границе двух рас, и обе были готовы от меня отказаться. В газете ничего интересного. Выходя, я оставил ее в вагоне.

Выходя недалеко от Гарлема, как будто специально.

Я зашел в первую попавшуюся химчистку.

– Добрый день, – сказал я.

– Добрый день.

Их было двое: еврей и его помощник. Я разделся в кабинке и стал ждать, пока мои брюки будут готовы. Уж здесь-то придется подождать. Я на это убью минут тридцать, не меньше. Что я еще могу придумать? Почистить ботинки? Пять минут. Пойти поесть? Этого тоже недостаточно.

К какой-нибудь девочке? К белой. Чтобы проверить. Чтобы попробовать.

Теперь мне уже было невтерпеж.

– Пошевеливайтесь! – закричал я хозяину. – У меня свидание с Бетти Хаттон.

– Я вам тогда приготовлю немного льда, чтобы освежиться, – ответил мужчина в том же духе. – Две секунды – и все готово. Постарайтесь, чтобы ей было не больно: стрелки на брюках острые как бритва.

– Так это я буду сидеть у нее на коленях, – сказал я.

– А я сзади тоже прогладил.

Хватит. Посмеялись. Этот был прямая противоположность тому, из забегаловки. Этот перегибал палку. Я ждал, не думая ни о чем, – ни о чем другом, кроме белой девочки.

Я знал, где ее можно найти. Одна из никовских завлекалок жила совсем рядом. Я ее отвозил домой раз в неделю. Эта девчонка была настоящим доходным местом, Нику с ней повезло.

Я все-таки зашел на пять минут к чистильщику обуви.

Она открыла мне дверь, сонно потирая глаза.

– Привет! – сказал я. – Одна?

– За кого ты меня принимаешь?

– За свою подружку, – сказал я. – Войти-то можно?

– Конечно.

– Я не вовремя?

– Одеваться я могу и при тебе, – ответила она. – Правда?

– Ну, с этим ты можешь не торопиться.

Она прищурившись посмотрела на меня и откинула назад прядь волос, упавшую на глаза.

– Что тебе надо? – спросила она. – В такое время я тебя здесь вижу впервые.

– Хотел тебя повидать.

Я положил шляпу на стол и уселся рядом.

– А ты ничего, – похвалил я.

– Ты отлично знаешь, какая я из себя. Ничего нового.

– Вполне сносно, – добавил я.

– Ты сегодня какой-то странный, Дэн.

– Тебе что, не нравится? – спросил я.

– Не нравится? Что?

– Что я пришел…

– Я бы хотела знать, зачем ты пришел.

– Да брось ты ломаться! – сказал я.

Она была рукой подать, и я притянул ее к себе. Она даже не пыталась запахнуть свой пеньюар или как-то посопротивляться.

– Дэн, ты все-таки странный тип, – сказала она.

– Почему?

– У Ника о тебе ничего не знают…

– А что должны обо мне знать?

Она ответила не сразу: хорошая пауза для расстегивания лифчика. Ей, наверное, было лет девятнадцать. Не больше. У Ника – одна свежатинка.

– Откуда ты?

– Оттуда… – сказал я, махнув куда-то рукой.

– Чикаго?

– Ага.

– Странно, – прошептала она. – Они всегда надираются до того, как к нам лезть. Можно подумать, что без этого смелости не хватает.

– Вы ведь их сами заряжаете, – сказал я.

– Когда они нам нравятся, то нет, – кокетливо отозвалась она, подвигаясь ко мне.

Я сидел за столом, и ее груди болтались у меня перед носом. Прямо напрашивались на поцелуи. Длилось это минут пять. Глаза ее были закрыты, а надушенная плоть терлась о мои губы. Я расстегнул под пеньюаром прозрачный лифчик и собирался уже раздеть ее полностью, но она меня опередила. На ее голом загорелом животе не было ни волоска.