Брайан Гарфилд - Жажда смерти

Психиатр отказался в своем заключении неприятным образом близким к правде. Насколько простираются его предположения? Что же я за чудовище?

Он рассматривал себя в зеркале. Лицо выглядело ужасно: под глазами просматривались неприятные и нездоровые мешки и отвислости.

“... на общую картину преступности, как две таблетки аспирина на больного бешенством волка”. А вот это неверно. Город свихнулся на нем – эффект получился потрясающий, средства массовой информации едины в своем мнении на этот счет. О нем только и говорят. Полицейские открыто утверждали, что принимают действия линчевателя. А в сегодняшнем “Пост” напечатана статья о пуэрториканкском пареньке-наркомане с огромным количеством приводов – зарезанном в аллее позади школы Бэдфорда-Стювсанта. Это сообщение добавило мощи к недавнему рапорту о человеке застреленном тремя пулями, выпущенными из двадцатидвухкалиберного пистолета на Восточной Девяносто седьмой улице человеке два раза отсидевшем за вооруженное ограбление; в его кармане обнаружили заряженный автоматический пистолет. Газетчики издевались: “Неужели тридцать второй калибр стал линчевателю чересчур тяжел? Может он его продал?” Но эти убийства не имели к Полу ни малейшего отношения; просто люди последовали его примеру.

Выполнена ли моя миссия? Пол тут же подумал обо всех бесчисленных ковбоях всех бесчисленных вестернов, только и желавших, что – стрелять, стрелять...

В этом не было смысла. Стрельба хороша для “мыльных опер”, когда в конце все плохие парни спокойненько погибают. Не эти – те так и останутся на улицах.

И всегда там будут. Нельзя остановить всех. Не это не оправдание для него. Нельзя так просто сдаться. Самое важное – и по – настоящему важное – это знать, что не сдаешься ни при каких условиях. Возможно, что побед не было, вполне возможно, что оставались только выжившие, а в конце – концов все обернется растекшимся воском использованной свечки. Или, что все его действия имеют значение лишь для него одного, а всем остальным на них – плевать. Но разве это что-нибудь меняет?

Он позвонил Джеку.

– Ты говорил с полицейскими? А в больницу звонил?

– Да, па. Никаких изменений ни там, ни там. Боюсь, придется привыкать жить с этим грузом.

– Похоже на то.

Повесив трубку он потянулся за двусторонней курткой и перчатками. Дотронулся до пистолета в кармане и проверил время – одиннадцать десять.

И вышел из квартиры.

Из-под деревьев Центрального Парка Пол оглядел дешевенькие магазинчики и домишки Сто десятой улицы. Похоже, что наркоты использовали примерно половину из этих зданий в качестве мишеней своих оргий.

Холодный ветер ударил прямо в нутро: Пол отвернулся, прислонив лицо к плечу, и взглянул в сторону Гарлема. Машины двигались резкими рывками, приноравливаясь к перемежающимся огням светофоров.

Пол пошел по парку, держась под сенью деревьев. Свет, исходящий из высотных домов двигался вместе с ним, пропадая где-то в листве. Пол вышел на Пятую, пересек ее в северном направлении, а затем повернул на восток по Сто одиннадцатой, мимо Мэдисон-Авеню и дальше, по темному, вонючему кварталу к баррикаде, образованной поставленными на столбики кирпичей грузовиками, перегораживающими Парк-Авеню словно Берлинская стена... Так ему показалось.

Пол повернул на север и вошел в гетто: справа была стена, за которой проходила железка, слева – паршивые провалы вонючих парадных. Он никогда не бывал здесь ночью; несколько раз ему приходилось проходить по этой улице днем, да и то, не проходить, а проезжать в такси или на поезде. Здесь все казалось не соответствующим этому городу – Нью-Йорком тут и не пахло: здания низенькие, приземистые, движения – никакого, да и пешеходов тоже. Даже пьяных, обычно спящих на ступенях домов не видно – понимают должно быть, что заснуть здесь, все равно, что самому себе глотку перерезать. Этот район казался полной противоположностью Таймс Сквер, но здесь точно так же пахло злом. Ледяной ветер нагнетал темноту; случайные снежные хлопья вертелись в стылом воздухе; звуки шагов гулко отдавались от тротуара и булыжной мостовой, и Полу показалось, что он – единственный выживший в какой-то катастрофе, обследует мертвый заброшенный город.

Он заметил их на крыше четырехэтажного здания смутный силуэт, тень движущейся группы людей: трое или больше, он не мог с уверенностью сказать. Они подошли к самому краю и перегнувшись, уставились на улицу. Люди напомнили Полу пассажиров на пересадочной станции метро, заглядывающих в туннель, чтобы посмотреть не приближается ли поезд. Тут он понял, что и эти высматривают тоже самое – поезд.