Вольфганг Хольбайн - От часа тьмы до рассвета

Я увидел достаточно. Что бы ни покоилось в остальных керамических ваннах, не стоило того, чтобы глазеть на это. После всех страданий эти тела были похоронены абсолютно бесчеловечным, недостойным образом в вонючей жидкости. Это было неуважительно, и это жгло мою душу, которая уже сейчас, хотя мы осмотрели лишь малую часть этой жуткой коллекции, получила непоправимую травму. Я был готов заплакать от этой извращенной жестокости, не мог поверить, что этот каскад ужасов был сотворен человеческими руками. Медленно, но с абсолютной определенностью я осознал, что эта коллекция не просто состояла из умерших людей, а ради этой извращенной коллекции наверняка были убиты сотни молодых людей и детей, маленьких детей, младенцев и плодов, были убиты для этой коллекции во имя сомнительных научных изысканий!

Это было страшнее всего, что я видел когда-либо во всей своей жизни, включая и эту трагическую ночь, и даже труп Эда и страшная смерть Стефана на моих глазах на кухне не шли ни в какое сравнение с тем, что пробудила во мне эта комната ужасов. У меня горели глаза, я все еще не мог ровно дышать, и я только теперь, в это мгновение, заметил, что я практически прислонился к Юдифи, которую я обнял за плечи, чтобы ее защитить, а теперь я держался на ногах только благодаря тому, что она подставила мне свою грудь, иначе я бы уже давно упал вперед, такими слабыми были мои ноги. Перед моими глазами снова начали расплываться контуры ванн, металлических стеллажей и жутких стеклянных емкостей, они замелькали, закружились, как в каком-то танце; я различал окружающую обстановку сквозь какую-то пелену и слышал голос Элен, которая в этот момент вдруг снова начала расхваливать своим деловитым, наукообразным языком великолепно изготовленные препараты, только он был как-то размыт, как будто уши мои были плотно заложены ватой.

— Я хочу уйти отсюда, — услышал я возле моего плеча голос Юдифи, когда ко мне частично вернулся рассудок. Я заметил, что тем временем Карл снова отнял у Элен фонарь и начал беспорядочно блуждать по огромному помещению между стеллажами. Юдифь неуверенно переступала с ноги на ногу и тесно жалась ко мне.

— Мы совсем близко, — Карл не собирался к нам возвращаться, он все рассматривал со смешанными чувствами недоверия, извращенного любопытства и возбуждения все новые и новые емкости с препарированными конечностями, головами, глазами и органами, некоторые даже брал в руки, переворачивал, чтобы рассмотреть со всех сторон, и я заметил, что он засунул револьвер за пояс брюк, но время от времени он вынимал его оттуда, направлял сто в нашу сторону, чтобы в корне пресечь любые наши мысли о побеге. Мне не хотелось думать о том, что случится, если Карл выйдет из себя и начнет дико палить вокруг в этом анатомическом музее.

— Да эта господа просто гениальны, здорово они это придумали, — проговорил хозяин гостиницы. — Уважаю!

Юдифь посмотрела на меня с непониманием, но в ответ на это я только беспомощно помотал головой. Я тоже не понимал, к чему клонит Карл, да это меня и не волновало. Я хотел уйти отсюда, все равно куда, только подальше отсюда, и немедленно.

— Это отличная маскировка. Надо же так придумать! — Карл отвратительно улыбнулся, на некоторое время положил фонарь на одну из полок и взялся обеими руками за большой стеклянный цилиндр, в котором помещалась голова четырех- или пятилетнего ребенка. Я не мог и не хотел запоминать и различать никаких деталей, но все же сделал такой вывод, исходя из величины головы, которая находилась в стакане, который начал крутить в руках сумасшедший трактирщик.

— Где можно лучше спрятать зубное золото, как не в челюсти? — Карл ухмыльнулся. — Ну что, обалдели? Вместо того чтобы стоять с разинутым ртом и пускать слюни, займитесь делом, бейте эти банки. Я уверен, что зубное золото…

— Да ты извращенец! — вскрикнула Юдифь.

— Да нет, скорее он потерял рассудок, — качая головой, мрачно проговорила Элен, — если было, что терять.

— Да, это возможно, что мои научные познания немного уступают твоим, — Карл так энергично поставил стеклянный цилиндр обратно на полку, что он громко звякнул, а я задержат и без того слабое и поверхностное дыхание, ожидая, что емкость разобьется, а детская голова с широко раскрытыми от ужаса глазами подкатится к моим ногам, но ему повезло и банка не разбилась. — Образование и интеллект — две большие разницы, госпожа Сверхумница, — наехал он на докторшу, снова беря в руки фонарь и оружие и направляя и то и другое на Элен. — Очевидно, я единственный, кто действительно понял, почему здесь находится эта так называемая исследовательская коллекция.