Олег Андреев - Отель

– Где они?

– Они отдельно у меня содержатся.

– Ну и веди их сюда. Только быстро – у меня времени в обрез.

Сычев выскочил из кабинета.

Чарли вынула сто долларов и положила ему в палку на столе.

Через минуту Пэт и Рэт стояли перед ней, глядя побитыми щенками.

– Там твоим детишкам на игрушки, – небрежно кинула полковнику Чарли.

– Спасибо, спасибо, мисс Пайпс. С тобой приятно иметь дело.

– С тобой тоже.

Чарли шагнула к выходу, но дверь распахнулась сама – на пороге стоял Шакир.

Увидев Чарли, он на секунду замер, а потом – это было для Пайпс шоком – отступил в сторону, пропуская ее.

Это увидел и Сычев.

Когда Чарли уже торопилась по коридору к выходу, она слышала, как полковник орал в своем кабинете:

– Понаехали тут, черножопые, свои порядки устраиваете?! Ни хрена! Отсидят твои джигиты, как положено. Телега на них имеется. И нечего мне тут деньгами перед носом махать. За взятку должностному лицу отдельно ответишь!…

Чарли даже приостановилась.

Нет, что-то случилось.

Сычев тоже больше не боялся чеченцев…

Выручив контролеров, Пайпс оставила их до обеда, взяв торжественное обещание, что к шести они будут в своем номере.

Благодарные Пэт и Рэт чуть ли не руки ей целовали, но она посоветовала им сначала хорошенько вымыться или, еще лучше, попариться в бане.

– А зачем?

– Вам там не встречались такие маленькие насекомые, пахнущие бренди?

– Да. Нам про них теперь все известно.

– А вот мне они не нужны.

Пэт и Рэт решили, что бани с них сегодня достаточно. Обойдутся и простым душем. Впрочем, одежду они тут же сдали в прачечную, а сами надраивались на совесть.

А Чарли помчалась в офис. До собрания акционеров оставалось немного времени.

А ей еще переодеться.

О том, что она скажет акционерам, Чарли уже не думала, она на все махнула рукой – будь что будет.

С 4 до 5 часов вечера

Ежегодное собрание акционеров…

Ну что сказать?

Это долгожданная премьера, это молодой любовник, наконец решившийся попросить руки и сердца, сеанс психотерапии, шоу Дэвида Копперфильда, праздник труда, вскрывшиеся почки на деревьях, итог жизни, мечты о светлом будущем, экзамен на половую зрелость… Впрочем, все на свете похоже на все на свете. Только ежегодное собрание акционеров ни на что не похоже.

К нему готовились задолго. За месяц, нет, за полгода. Да что там, к ежегодному собранию акционеров начинают готовиться на следующий день после предыдущего.

Но нынешнее должно было стать всем вышеперечисленным, еще многим неперечисленным и возведенным в квадрат, в куб, в самую высшую степень.

Еще года три назад Чарли точно знала: никогда не храни все яйца в одной корзине, на одну карту не ставь все, никогда не говори «никогда».

Но это было три года назад, а сегодня американка Чарли забыла все эти премудрости и оставила себе одну, но очень славянскую, интерпретируемую несколько взрывоопасно: или пан, или пропал.

Она знала, что будет одна против всех. Даже против тех, кого любит. Она знала, что, проиграв, сможет побарахтаться еще от силы месяц-другой, а потом с позором укатит из этой разодранной и раздираемой страны, чтобы больше никогда сюда не соваться.

Силы она рассчитала заранее, но сейчас, перед самым началом, проверяла еще раз. Это было просто: если, перед тем как подняться в зал, люди заходили к ней поздороваться, приложиться к ручке, да даже просто заглядывали в ее кабинет, спросить: вовремя начинаем? – она была уверена: эти за нее. Если же сразу поднимались в «Композиторский» – а сегодня решено было там собрать ежегодное «аутодафе», – значит, настроены колюче, если не динамитно.

Чеченцы, конечно, не пришли, а вот сибирский мужик, которого она с особым трепетом ждала, оказался не расположен здороваться с Чарли. Московские банки тоже гордо продефилировали мимо. Значит, все как она и предполагала.

Сорок пять у нее, сорок пять у них, и десять болтается посредине, как цветок в проруби.

Чарли знала грубую русскую интерпретацию этой поговорки, но почему-то из суеверного страха боялась даже подумать, что сибиряк может оказаться дерьмом.

Когда часы показали без пяти четыре, Чарли встала, загасила сигарету, сунула в карман мундштук, под мышку – папку с документами, взглянула на себя в зеркало, вздохнула, как пловец перед прыжком, и шагнула к двери.

Ее ритуальный проход по собственному хозяйству, где она надеялась в последний раз перед «расстрелом» надышаться уверенностью жизни, оборвался в самом начале.